— Ты был на работе, мне было скучно! — начал защищать себя мальчик, состроив невинное выражение лица. — И я нашёл какую-то книженцию у тебя в шкафу о невербальной магии…
Римус тут же похолодел от ужаса. Нет… Нет. Только не тот ящик.
— Кхм, где ты нашёл? — кашлянул Люпин, пытаясь привести себя в чувства. Вся его кровь забурлила от волнения.
— Ну, там были всякие фотографии и разные вещицы…
Римус прикрыл ладонями лицо и выдохнул в неверии. Как он мог быть таким непредусмотрительным? Как он мог оставить в шкафу ящик со всеми воспоминаниями о Хогвартсе? Надо было все сжечь, когда была возможность.
— Там ещё была такая интересная колдография! — хохотнул Эшер и полез в карман. В его руках тут же появился снимок, где тринадцатилетний Римус и Сириус обнимаются под первым снегом в Хогсмиде. — Этот мальчик так похож на меня!
Люпин подбежал к сыну и выхватил в панике колдографию. На него тут же взглянула его подростковая счастливая версия, прижимающая к себе смеющегося Бродягу. Красные щеки от мороза и первой влюбленности… Слава богу, Люпин избавился от всех снимков, где целует Сириуса, этот позор он бы никогда не пережил.
— Я же тебя просил не заходить в мою комнату! Мне, что, повесить замок!?
Это был первый раз за пять лет их жизни, когда Люпин действительно сорвался на ребёнка. Они никогда не ссорились, никогда не кричали друг на друга… А сейчас Рем смотрел обезумевшим взглядом на растерянного мальчишку и начинал вскипать от страха.
— Пап, я не…
— Прости… — выдохнул отец и присел на колени перед стулом Эша. — Прости, Сириус, я не хотел…
Они оба замерли. И воздух накалился самым настоящим ужасом.
— Эшер, я хотел сказать Эшер, — вспыхнул от стыда Лунатик.
Возвращаясь к этому мгновению множество раз, Люпин так и не смог понять, почему это произошло. Почему он перепутал имена? Да, мальчик напоминал биологического отца, но не более. Рем никогда не считал Эша заменой Бродяги, он никогда не видел в нем никого, кроме как своего сына, со своим внутренним миром и личностью. Но в тот момент Лунатик, видимо, так перепугался, увидев давно забытый снимок, что все мысли заполонил чертов Блэк и воспоминания о нем.
— Сириус? — повторил Эшер, а затем вновь взглянул на фотографию, трясущуюся в руках отца. — Это он?
— Нет…
— Пап? — не поверил мальчик, приподняв бровь.
И Римус выдохнул в поражении.
— Этот дядя… — Римус вновь протянул ему снимок. — Этот дядя – плохой человек, мой мальчик. Он в ужасном месте для самых страшных волшебников…
— Почему он стал плохим? — Эш окинул грустным взглядом колдографию, где краснощекий Бродяга, укутанный в шарф Римуса, весело улыбался.
— До того, как ты родился… — начал ослабевшим голосом Люпин. — В мире волшебников была война, которая вынудила многих людей пойти на отчаянные поступки…
— Что он сделал?
Римус замер, не в силах озвучить правды, и приподнялся на ноги, чтобы погладить сына по макушке:
— Он предал своих друзей, малыш… Предал меня.
Эшер отложил в сторону снимок и резко поднялся с места, чтобы обнять отца.
— Друзей нельзя предавать.
В ореховых глаза Римуса защипали слёзы бесконечной тоски.
— И я так думаю, моя звездочка, — Римус вновь присел на колени и крепко сжал крохотные ладошки в своих. — Но это не все… Этот человек, он… Он связан с тобой кровными узами.
Эш непонимающе взглянул на него, и слова замерли в горле Лунатика. Как он мог сказать этому чудесному созданию правду? Как он мог разбить ему сердце?
Но имел ли он право утаивать истину? Имел ли он право лгать сыну, когда рано или поздно тайное всплыло бы наружу? Мог ли он притворится настоящим отцом, когда Эш, как и любой другой ребёнок, имел право знать о своём происхождении?
— Эш, ты так похож на него, потому что он твой… Твой отец.
Мальчик забегал глазами в непонимании, пока сердце Лунатика опускалось куда-то в пятки.
— Второй? — неуверенно прошептал Эшер, но глаза вдруг засияли слезливой влагой.
— Я твой папа, но не по крови, Эш, — прошептал Римус, сжимая вспотевшие ладошки все крепче и крепче. — Я всегда был и буду твоим отцом. Но… Но этот дядя был с твоей мамой, а не я… Он помог твоей матери родить тебя.
Эшер вырвал свои руки из хватки Римуса и побежал в ванную, захлопывая за собой дверь. Тут же раздался громкий всхлип, от которого сердце Лунатика прорезало холодное лезвие ножа… Ненависть к самому себе.
— Эш… — тихонько постучался он в дверь, прислушиваясь к приглушённым звукам. — Эш, сынок, можно я зайду?
Тишина на другом конце заставила Римуса напрячься всем телом. Самые худшие сценарии начали всплывать в голове, и он дернул дверную ручку… Как и оказалось, мальчик ревел, уткнувшись в колени и прислонившись к стене. Это был первый раз, когда вечно-оптимистичный Эш выглядел действительно разбитым.
— Прости меня, моя душа… — Римус присел перед ним на дрожащих коленях и погладил по макушке. — Прости меня, мой мальчик. Я просто хотел быть честным…
— Почему ты соврал, что мой отец!? — поднял сморщенное, раскрасневшееся лицо Эш, глядя на Римуса в непреодолимом гневе.
— Я твой отец… — прошептал Люпин, сжимаясь в собственные плечи. — Я твой папа, малыш. Конечно, я твой папа. Я всегда буду любить тебя, несмотря ни на что. Ты вся моя жизнь.
Эш начал вытирать рукавами толстовки сопли, а затем бросился в крепкие объятия, отчаянно всхлипывая на груди Лунатика.
— Он не заберёт меня от тебя? — прошептал Эш, проглаживая отца по спине. — Этот злой дядя… Он не заберёт меня?
— Нет, — твёрдо ответил Римус и отодвинулся так, чтобы взять родное лицо в ладони. — Я никогда не отдам тебя ему.
Эшер благодарно кивнул и вновь спрятался в руках папы. Оба уселись на полу в слезах, не отпуская друг друга и не позволяя поверить в то, что кто-то в этом мире был способен их разлучить.
***
— Можно мне хотя бы жабу? — Эш посмотрел на отца щенячьими глазками.
Они были на Косой Аллее, чтобы докупить все необходимое перед началом первого учебного года сына. И не было ничего прекраснее и печальнее, чем очутиться среди волшебников спустя такой долгий перерыв. Ощутить давно забытую атмосферу магии Хогвартса и волшебства. Увидеть старых знакомых: Хагрида, МакГонагалл и даже пожать руки семье Уизли… Римус утопал в ностальгических, болезненных воспоминаниях.
— Эш, что ты будешь делать с этой жабой, скажи мне? — Римус подошёл к сыну и попытался забрать у него клетку. Длинноволосый мальчик снова посмотрел на него упрашивающими глазками. – Ох, ладно! Бери! Только потом не говори, что тебе некуда ее деть, и она вечно пропадает среди твоих вещей…
Эшер гордо вздёрнул голову и понёс мерзкую, уродливую жабу на кассу.
Так, мальчик с жадным интересом скупил почти все на прилавках волшебных магазинов. А Римус лишь шагал за ним, ворчливо оголяя кошелёк.
— Пап-пап! — Эш заметил темную улицу, ведущую к Лютному переулку. — А что там?
— Там тёмная магия, — отец стал уводить ребёнка подальше от проклятого места. — Пойдём, Эш, я покажу тебе интересный магазинчик, где купим леденцы.
— Сириус Блэк? — раздался громкий вздох, наполненный ужасом.
И Римус инстинктивно схватил сына за руку, потому что кто-то наверняка в очередной раз заметил сходство. Достаточно было услышать раннее вздохи удивления Молли и Оливандера, шепчущего что-то, вроде: «Даже палочка! Дуб и волос единорога! Поразительное сходство!» Римус не собирался больше позволять прохожим подходить с этими суждениями к его сыну.
— Сириус Блэк? Невозможно поверить, как ему удалось сбежать? — вновь повторили за их спинами.
Римус испуганно обернулся и заметил кучку людей, столпившихся вокруг стены одного из зданий. Они закрывали собой вырезку из газеты, догадался Люпин. И какой-то животный страх овладел всем его телом, когда он подошёл к толпе, крепко прижимая к своему боку перепуганного Эша.
Разум Лунатика отказался функционировать, как только он увидел ужасающий постер с лицом молодого Сириуса, арестованного в ночь 31-го октября. Обезумевшего, отчаянного… И такого пугающего.