– Тогда расскажи мне…
– Ты ждала так долго, сможешь потерпеть еще десять минут. А если не сможешь, тогда иди к черту.
Гермиона скрестила руки, сузила глаза и начала отстукивать секунды ногой просто потому, что знала, как его это бесит.
15:41
– После всего произошедшего, думаю, у меня есть право знать. Что-то случилось? Почему ты передумал? Ты нашел его и не сказал мне? Ты… что? Мы команда, Малфой. Мы прошли через многое и всё делали…
Она посмотрела на него. Он словно опять погрузился в свое отрешенное состояние, вот только внутри него бурлила злость. Малфой был собран и сдержан, будто окунулся в свои воспоминания о чем-то, что когда-то давно его разозлило и сбило с толку. Когда он заговорил, его голос был четким и ясным – совершенная артикуляция, идеальное произношение, – а эмоций было столько же, сколько в каменной глыбе.
– Нет никакого крестража.
Гермиона оказалась в такой ситуации, когда не знала несколько вещей сразу. Правильно ли она его услышала, шутил ли он, спала ли она, или же это всё происходило на самом деле. Действительно ли она была именно этой девушкой, а он – именно этим мужчиной, врал ли он, что вообще творится. Ей казалось, что она на пару сантиметров воспарила над своим телом – достаточно для того, чтобы знать и чувствовать, что происходит что-то странное.
– Что? – ей действительно больше нечего было сказать.
– Не хочу принижать твой мозг, повторяя такую простую мысль, Грейнджер.
– Ты шутишь.
– Нет.
– Врешь.
– Не сейчас.
– Ты… Малфой. Ты же не можешь говорить это серьезно, – и она рассмеялась тем жутким искусственным смехом, услышав который, всем сразу становится ясно, насколько тот неестественен.
Малфой откашлялся и продолжал смотреть в окно, потому что именно так и поступают трусы.
– Конечно же Пожиратели Смерти не были частью плана. Однако, я не убил Крэбба… Не смог. Полагаю, они были не в курсе, и когда об этом узнал Крам… Это дошло до Министерства, и всё оставшееся время между нашей встречей с Крамом до того дня, когда мы отправились в Англию, они искали нас, чтобы вернуть.
Она могла поклясться чем угодно, что предметы в купе вращались вокруг нее вместе со своими нечеткими двойниками. Ей пришлось моргнуть снова и снова, но сфокусировать взгляд хотя бы на чем-то так и не получилось. Гермиона видела только неясные контуры на периферии зрения и Малфоя, который не поворачивался к ней лицом.
В животе разлился ледяной холод, затопил грудную клетку и хлынул в горло. Ее сердце сжалось, дрогнуло и болезненно забилось в такт толчкам крови. В ушах раздавалось лишь собственное ускоряющееся дыхание. Это напомнило ей о том здании. О гонке по ступеням… о падении… и о Малфое. Так долго после этого один лишь Малфой.
– Ты была… Ты убежала. Вниз по лестнице. Вылетела на Блетчли, Крэбба. К нам приближалось еще много других Пожирателей. Может, я и хороший маг, но не настолько. Я не могу одновременно уничтожить пятнадцать Пожирателей Смерти. Я не… Я не знаю деталей, ясно? Я просто… Тонкс, Флетчер и Подмор появились из другого коридора, они помогли…
– Ты лжешь. Малфой… Я даже не знаю, о чем ты говоришь! Что…
– Ты отрубилась. Когда ударилась об стену, твое плечо встало на место. Ты потеряла сознание. Мне было велено схватить тебя и бежать, держать от всего этого подальше. От Пожирателей Смерти, войны, от всего. Я рассказал им, как ты залила кровью все бумаги с информацией о крестраже, – документы сгорели или потерялись, – и они придумали историю, чтобы скормить тебе. Это был способ сделать так, чтобы мне не нужно было постоянно тебя караулить. Я даже не думал, что это сработает…
Кровь клокотала под кожей, и она могла поклясться, что всё это нереально. Эта история, этот момент, всё это. Она подняла ладони и с силой провела ими по лицу, чтобы не заплакать или не сделать что-нибудь еще.
– Я… Ты… – она качала головой все быстрее и резче, пока почти не перестала слышать Малфоя сквозь шум воздуха и свои собственные сумасшедшие мысли.
– Послушай, я… Сначала мне это жутко не понравилось. Но затем я понял, что ты действительно разрушила мое прикрытие, и присматривать за тобой лучше, чем заниматься бумажной работой в Министерстве или отправиться в Азкабан ради общественного мнения. А затем… Грейнджер, я не хотел… Не хотел, чтобы всё это дерьмо произошло. Для… Ты и я, мы… Так случилось. Я не хотел, чтобы всё зашло так далеко, или чтобы я даже… Я не мог рассказать тебе. Это было задание, именно это Министерство…
– Ты сейчас серьезно, Драко Малфой? Ты действительно говоришь серьезно? – закричала Гермиона, вскидывая голову от ладоней.
Теперь он смотрел на нее. Чуть более взволнованный, чуть менее сдержанный. Он наклонился, подался вперед, пока их глаза не оказались на одном уровне.
– Прости.
– Ты… Я… Я! Я не могу… фуф! – Гермиона выдохнула, втянула воздух, подняла руки и лицо вверх, будто могла найти ответ на потолке. – Я такая дура! Я… самая большая идиотка! На свете! Самая большая идиотка из-за… из-за тебя. Потому что поверила тебе. Тебе? Малфою? Да я… Неужели я действительно настолько нелепа? Я купилась на всё. И пыталась помочь! И спала с тобой! Я спала с тобой, целовала тебя, и ты мне нравишься, Малфой! Господи. Господи. Я такая… гребаная дура!
У нее началась истерика. Голос сорвался, руки тряслись, перед глазами всё расплывалось. Ей хотелось кричать, плакать, смеяться и драться одновременно. Она просто сломалась.
– О господи, – она повторила это три-четыре раза.
– Я не мог ничего изменить…
– Не мог изменить… ха! Ха! Ты мог рассказать мне! Мог не спать со мной, может быть, раз ты знаешь, что ты… и… Знаешь, что? Знаешь, что? Вот поэтому ты плохой человек, Малфой! Вот это делает тебя таким ужасным, дерьмовым человеком! И я хочу поблагодарить тебя – нет, закрой свой рот – я хочу поблагодарить тебя за то, что напомнил мне! За то, что опять дал мне понять, почему такая, как я… Такая, как я, и близко не может подойти к такому, как ты! Почему доверие и Малфой – это оксюморон. И почему я полная дура, что вообще думала, – за каждую идиотскую секунду – дура! – что ты действительно чего-то стоишь, неважно, для меня или для мира, в принципе.
Ее затошнило. Хотелось очистить желудок, расплакаться, лечь и проспать много дней. Пока мир не прекратит своего существования, и не нужно будет больше это чувствовать.
Малфой был в ярости. В бешенстве, но не произнес ни слова. Просто сверлил ее взглядом, когда она вскочила, чтобы высказаться. Чтобы кричать и орать на него еще пять минут. И Гермиона была совершенно уверена, что смысла в этих воплях не было никакого, но так было легче, чем просто стоять и чувствовать свою слабость. Сидеть и не знать, что сказать, или, не дай бог, расплакаться перед этим ублюдком.
– Я не хотел этого делать! Пытался найти решение, Грейнджер, но не смог. Ты оставалась ради своей же безопасности, и я не собирался ничего тебе говорить, чтобы ты, как чокнутая, не побежала обратно в Англию и не вляпалась…
– Не вляпала в беду тебя! Потому что ты эгоистичный ублюдок, Малфой! Ты. Эгоистичный. Кусок. Дерьма. И я ненавижу тебя, я тебя ненавижу, я тебя ненавижу, я тебя ненавижу, я тебя ненавижу, я ненавижу… тебя. Всё, что с тобой связано. И богом клянусь, чтобы я еще раз была такой кретинкой, чтобы… чтобы просто снова подумать о тебе…
– Грейнджер, всё… Нет, послушай! Слушай! Я не… Я лгал, да. Ладно, хорошо. Я ублюдок, сволочь, ты можешь послать меня в ад, и да, всё, что угодно, хорошо? Но… Я лгал только до определенного момента. Ты понимаешь это? Нет, послушай… я только… Я лгал только о том, о чем должен был. Всё остальное… – он покачал головой, потому что, как бы там ни было, Драко Малфой был гребаным трусом и не мог этого произнести.
– Я слепо шла за тобой, Малфой. И мысль об этом… обо всех этих месяцах… обо всем… вызывает. У меня. Тошноту. Я никогда больше не буду такой наивной. И должна сказать тебе спасибо, Малфой. Спасибо за то, что разрушил мою веру в людей. Снова. Господи! Господи, да мне надо за многое тебя благодарить! За то, что я узнала о расизме и предрассудках, о слове «грязнокровка». За то, что ты научил меня, что такое зло в людях, жестокость в детях, показал, каково это не быть…