- Туше.
- Все Песни любой из нашего народа знает наизусть. Первые девять изучаются до конца отрочества, можно сказать, первые три впитываются с молоком матери.
- Вах оно как.
- А десятую для себя каждый сам изучает.
- Их десять? – удивился Рубик.
- Десять. Я не удивлен, что ты не знаешь.
- Сделай мне скидку, архивариус, я все же не выходец с Острова Масок. Что за десятая?
- Узнаешь. – Ему показалось, или этот безликий ухмыляется там у себя за костяной ширмой? - В свое время ее все узнают. Или думают, что узнают.
- А ты знаешь?
- Думал, что знаю. Но… нет.
- Это как так?
- Мой… спутник. Наши пути разошлись.
- У тебя прежде был напарник? – осторожно подтянул ноги к себе, скрещивая их, Рубик.
- Напарник? – медленно, по слогам повторил Юрнеро, словно пробуя это слово на вкус, и задумался. – Можно и так сказать.
- А как бы сказал ты?
- Наверное, так же. Я не привык о таком разговаривать.
Великий Маг запрокинул голову назад, прикрыв глаза, медленно вдохнул и выдохнул. Как же вкусно пахло смородиной. Как только он вернется, он обязательно сделает смородиновый чай. И смородиновое варенье.
- Ланайя, м?
Джаггернаут вопросительно взглянул на него: колдун ухмылялся, лукаво глядя на ронина одним глазом.
- Опять мысли читаешь?
- Не-а. Догадался. Было достаточно просто, хм, учитывая все ее взгляды на тебя и… и не только взгляды.
- О чем ты?
- Прошлая ночь. Ну… для меня прошлая. Она тебя обнимала. И не скажи мне, что для тепла.
Юрнеро вздохнул и покачал головой, сел, сложив ноги и идеально, как по линейке, выпрямив вечно согнутую спину. Рубик невольно восхитился этой джаггернаутовской выправкой, почти увидел, как ради такой осанки наставник не один месяц лупил юнца по хребту бамбуковой тростью.
- У нас с Ланайей… долгая история. Долгая и непростая. Но все, что тебе нужно знать – это то, что больше между нами ничего нет. А то, что она пытается чего-то от меня добиться… нет. Я все для себя решил еще тогда.
- Когда – тогда? Что она такого сделала?
- Тогда, когда решил. И не она, а я.
- Вах. А что решил?
- Для тебя это вряд ли что-то будет значить.
- Ну раз я спросил, значит, мне интересно.
Джаггернаут склонил голову, смотря куда-то в свои руки. Рубик с любопытством взглянул туда же. В пальцах Юрнеро был растираемый им листик смородины, от которого исходил свежий, слегка колючий, как крапива, аромат.
- Однажды, - наконец произнес самурай, скидывая на землю растертые кусочки листа, и аккуратно ткнул все еще терпко пахнущим смородиной пальцем в кончик носа Рубика. – Однажды я скажу тебе.
Маг негромко чихнул, и Юрнеро, усмехнувшись, вернулся к заточке своего клинка.
========== 9. Сумрак ==========
Сумерки сгустились, преображаясь в завесу ночи, и с тьмой на лес опустился сон. Спряталась большая часть зверей, закрылись дневные цветы, а над высокой травой зависли крошечные звездочки светлячков. Свернувшийся клубком на своем мху Рубик, позевывая, наблюдал за красочным танцем этих огненных жучков, кружащихся в воздухе в каких-то своих, неведомых простым смертным па. Будь он в состоянии, он бы с удовольствием прогулялся среди этого светлячкового моря, может, нашел бы луноцвета, чтоб засушить пару цветков в дневнике. Но дневника под рукой не было.
Спокойствие и относительная тишь обострили чувства, и волшебник, почувствовав на себе чей-то взгляд, перевел глаза на сидевшего у костра Юрнеро. Тот последний час медитировал у огня и напоминал собой статую какого-нибудь высокогорного безымянного ламы, но сейчас он почему-то сдвинулся, повернул голову, смотря на Рубика, словно хотел что-то спросить и никак не мог сформулировать. Маг не сдержал улыбки, чуть сощурился.
- Что?
Джаггернаут едва заметно вздрогнул, но, поняв, что это не укрылось от чародея, вернулся в прежнюю позу.
- Думаю.
- О чем?
- О проклятии Аурот.
Рубик поджал губы, отвел глаза. И тут же возвратил на самурая. Юрнеро вздохнул, поднял голову.
- Зин спрашивал меня, чувствую ли я что-то по этому поводу. Может быть, вину, может, злость, что-то. Я солгал ему. Я сказал, что я ничего не чувствую. Было и было. И, видно, моя ложь убедила даже меня самого, раз ты выглядел в той таверне так… потерянно.
Рубик перевернулся на спину, тоже взглянув в полуприкрытое пышными кронами столетних древес небо.
- Так что же ты чувствовал?
Юрнеро не спешил с ответом. Он протянул руку в огонь, как бы касаясь языков пламени, провел ею над ними, положил на колено.
- Мороз. Холод из самых забытых уголков Преисподней. Стужу настолько лютую, что она словно заморозила мою душу в кусок льда, который был просто выброшен из моего тела. А тело… а что делало тело, ты помнишь не хуже меня.
Рубик закусил губу, не зная, что сказать.
- Тебе все еще снятся кошмары? – все-таки спросил Юрнеро.
- Я… нет, я думаю, нет.
- Ты не можешь сказать наверняка?
- Нет. В смысле, могу. Не снятся. Зин был прав, мне изначально нужно было с тобой поговорить и решить это дело… погоди. Они снятся и тебе?
- Мне не снятся сны.
- Врешь. Они всем снятся. Разница только в том, что кто-то их помнит, а кто-то - нет.
Юрнеро отвернулся.
- Мне не снятся сны, - повторил он. – Но мне до сих пор холодно.
Рубик закрыл глаза. Что он мог поделать? Это был выбор самого Джаггернаута – ходить по пояс голым. Нелюбовь самурая к хотя бы рубашкам даже в снег и град давно стала притчей во языцех и объектом многочисленных шуток разной степени хиханек и хаханек. Даже сейчас он не пойми зачем шутит про это у себя в голове, идиот. Ведь совсем не смешно.
Он поднялся с мшистой подушки и, не вставая, боком, будто краб, подобрался ближе к вновь сгорбленной фигуре. Юрнеро поднял было голову, но колдун уже накинул на его плечи свой видавший виды плащ, а сам подбился под руку, крепко обнимая под ребрами. Пахло смородиной, дымом и шерстью от накидки Джаггернаута, а также самим им, чем-то таким терпким, диким и очень теплым.
- Мы в этом вместе, Юрнеро, хочешь ты этого или нет, - усмехнулся Рубик, садясь поудобней. – И я всегда рядом. Запомни и грейся давай.
Джаггернаут фыркнул, но колдун краем уха все же услышал заветное «спасибо».
Следующим днем они выбрались на возвышенность. Оставив еще не совсем годного к труду и обороне Рубика на карауле, Юрнеро избрал дерево повыше и покрепче и ничуть не хуже дикой кошки забрался по нему наверх, дабы посмотреть, куда им дальше идти. Хмыкнув, чародей прислонил к деревцу рядом свой посох и, закутавшись поплотнее в плащ, присел рядом. Они пока делали небольшие марш-броски, потому что покалеченное колдунское тело пока категорически не желало работать как прежде.
Солнце, хоть и уже клонилось к закату, жарило так, словно намеревалось сделать из мира под собой одну большую яишенку. Маг со вздохом натянул на голову большой лист лопуха, уютно растущего под эгидой сосны, на которую полез Юрнеро, и прикрыл глаза. Бывало ли хуже? Несомненно. Будет ли хуже? Абсолютно. Тогда что с ним не так? Что так его пожирает внутри, разъедает, точно ржа – старый рыцарский доспех?
Хрустнула ветка где-то рядом, и Рубик тут же поднялся, хватая посох и весь обращаясь в слух. Ни одна речка не всплеснет, если ее воды не потревожили, ни один сучок не треснет, если его не задели. Он старательно считал секунды, стараясь выловить любой лишний звук, и оглядывался в попытке заметить лишнее в лесном пейзаже, чтобы ударить первым.
Снова хруст, совсем рядом, и вспугнутый колдун едва не выронил посох, оборачиваясь. То перся, точно медведь, усердно притворяющийся лазутчиком Свен со своим огромным клинком.
- Ну, блин! – воскликнул мятежный рыцарь, наконец громко хрустя своими стальными сапогами по хворосту и палым листьям и иглам навстречу магу. – А я хотел напугать. Ты так забавно хвостом дрыгаешь, когда оглядываешься.