Рассвело. Где-то вдали послышалось прекрасное пение, принадлежавшее, несомненно, сирене-наге Слисис, что привела обещанное подкрепление, и вторил ей трубный глас рога Тресдин. Скоро послышались и радостные крики празднующих победу защитников, и лишь здесь, на этом маленьком поле боя, было тихо и спокойно.
- Рубик? Рубик, просыпайся, сонная твоя жопа.
Колдун неохотно разлепил глаза и приподнялся от мягкой и теплой подушки, оборачиваясь. Свен, стоявший над ним большой рогатой тушей, выжидательно сопел.
- Каво…
- Таво. Прекрати слюнявить наволочку и одевайся, к тебе гости.
- То-то тебе ничего не помешало вломиться ко мне посреди моего законного сна, - проворчал маг, с сожалением высвобождаясь из сладкого одеяльного плена и садясь. – Я все еще на больничном, ты забыл?
- Одевайся, - похлопал его по спине, отчего Рубик тут же выгнулся и зашипел, Свен и тут же отдернул руку. – Ух, блин. Извини. Забыл. Ну, я пошел.
Мятежный рыцарь, развернувшись, вышел из палаты. Рубик же, вздохнув, слез с кровати и отошел к зеркалу, чтобы расчесаться.
Прошла неделя со сражения за деревню Эймельхерт, и несколько архивистов уже даже успело подраться за право внести это событие в хроники. К счастью, никто не погиб, если не считать несчетного моря пауков, но раненых хватало. Уползли в свои норы Арахния и ассасин Никс, Аурот едва не лишилась крыльев, от Веноманта после Зина нашли только лужу кислотной крови. Тресдин, Свен и Рейгор были иссечены, словно мученики, Рилай сломала четыре ребра в драке со служителем Никс, у Ланайи была сломана лодыжка. Ну и, разумеется, Юрнеро и Рубику тоже досталось. После телепортации, организованной прибывшим с Слисис и целым батальоном воинов Высшим жрецом Света, всех их тотчас же забрали в больницу. С тех пор чародей безвылазно сидел у себя в палате, завидуя Свену, на котором все зажило за пару дней, как на собаке, и довольствуясь лишь редкими визитами целителей, проверяющих его раны и общее состояние.
Гостей у него не было, да и он их не желал. Слова Нессажа до сих пор разъедали разум Рубика, словно яд, и от обращения к нему как к Великому Магу его до сих пор нервно трясло. Слишком много правды сказал Фудаментал Хаоса, слишком много струн и без того беспокойной души он затронул. И чародей твердо решил, что после того, как от него отстанут целители, он уйдет. На этот раз точно. Проверив, чтобы привычный хвост на затылке не щеперился петухами, Рубик поправил на себе рубашку, что закрывала массивный корсет из бинтов, и закрепил на груди любимый плащ, почищенный и починенный, после чего взял в руки свой посох и, опираясь на него, побрел на выход.
В чистом, просторном, из белого мрамора коридоре разговаривали Свен и Юрнеро. Тут же захотелось развернуться и уйти, но Джаггернаут уже оглянулся на него, сказал что-то Свену. Тот тоже глянул на Рубика, кивнул и ушел к лестнице, а самурай направился к неловко замершему, прижимая посох к груди, чародею.
- Доброе утро. Как ты себя чувствуешь?
Колдун болезненно сморщился. Не этого разговора он хотел. Он вообще не хотел ни с кем разговаривать. Особенно с Юрнеро.
- Неважно. И ты не за этим сюда пришел.
- Не именно за этим, - согласился Джаггернаут. Под ребрами его торс обхватывала широкая белая полоса повязки, и Рубик снова ощутил угрызение совести. – Но мне важно знать, поправляешься ли ты.
- На кой, - огрызнулся маг и грузно сел на лавочку. Юрнеро спокойно сел рядом. – Чего ты от меня хочешь?
- Если ты не в духе, я приду в следующий раз.
- Не приходи, я не хочу никого видеть.
- Это из-за того, что сказал Нессаж?
Рубик рывком поднялся и уклацал посохом в дальний конец коридора, где тяжело оперся локтями о подоконник и выглянул в окно. Был солнечный летний день, но мага это не радовало. Он сомневался, что вообще сможет хоть чему-то еще порадоваться в своей жизни.
- Я знаю, ты не хочешь говорить об этом, - негромко сказал неслышно подошедший сзади Юрнеро. – И вообще не хочешь, чтобы тебя трогали. Но говорить об этом нужно. Нарыв нужно очистить от гноя, чтобы положить лекарство и дать ему зажить.
- Оставь меня в покое, - зашипел Рубик.
- Ты действительно считаешь, что сказанное Нессажем – правда?
- А разве нет? В чем он не прав? Ну же, скажи мне, утешь меня!
- Он прав лишь в одной вещи. Все остальное – искаженная правда. Как кривое зеркало.
- Ну и в чем же он прав?
- В том, что ты любишь копировать. Только и всего. Ты никогда не носил маски.
- Но я ворую. Я ворую заклинания, я ворую память, мысли, ты сам это чувствовал. Я даже попытался украсть тебя самого, как это-то назвать, мать твою?
- Заклинания, память и мысли ты не воруешь, ты копируешь. И то ненадолго, так что это едва ли кража. А что касается меня… что ж, даже если так, то у кого ты крадешь? Ну скажи мне, удиви.
- Ланайя, - буркнул Рубик, старательно не оборачиваясь. – Вы так лизались там на заставе, что аж противно стало.
- Я уже говорил тебе, что между нами больше ничего нет. И ей напомнил потом очередной раз, потому что это начинает маленько раздражать. Она рада не была, но это не мои заботы. Так что ты ни у кого меня не крал.
- Ты так говоришь, будто я уже тебя спёр и сижу воркую над «прэлестью».
- Не сидишь и не воркуешь, - согласился Юрнеро. – Но недавние события… давай скажем так, они заставили меня хорошенько поразмыслить над всем этим. Уже тогда, когда ты ушел, чтобы, как ты сказал, уважить мой выбор. Единственное плохо – ты забыл спросить, каков же этот выбор. Но ты вернулся. Ты спас мне жизнь. Древний закон Острова Масок позволяет открыть лицо чужаку, если он совершит такой поступок, и я исполнил его, но не потому что над моей головой зависла богиня правосудия, - потянул самурай Рубика за руку, вынуждая его повернуться к себе лицом, и прямо взглянул ему в глаза. - Я небезразличен тебе, ты заботишься обо мне и даже готов отдать за меня жизнь. Просто так, из-за меня самого. Не потому что ты можешь извлечь из этого какую-то выгоду, какую-то услугу. И я должен признать, что… ты, кхм, не «спёр» меня. Ты заслужил, - сжал своими руками руки чародея Джаггернаут. – И, если ты все еще сохранил в себе все то, что чувствовал ко мне… я могу тебя уверить, что эти чувства небезответны.
Рубик остолбенело смотрел в маску Юрнеро, не в силах даже перебить его или что-то возразить. Джаггернаут тепло и очень бережно держал его за руки, терпеливо ожидая ответа, и маг наконец мотнул хвостом, выдирая себя из транса.
- Ты не мог бы снять маску? Я не могу это обсуждать, разговаривая с крашеной костью.
Юрнеро утвердительно кивнул и, оглянувшись, снял маску. Рубик не без волнения взглянул в спокойные медовые глаза и судорожно выдохнул.
- Я не ждал ответа. Правда. Я был уверен, что ты либо посмеешься, либо проигнорируешь меня.
- Песня Десятой Волны себя сама не напишет, знаешь ли, - улыбнулся Джаггернаут. – А ты обещал спеть мне свою, помнишь?
Колдун неуверенно улыбнулся в ответ.
- Кто о чем, а Тузик о блохах.
Юрнеро не сдержал хохота, а Рубик со смущенной улыбкой уткнулся ладонью в лицо.
- Опять делаешь из меня придурка?
- Делаю из тебя тебя, - убрал от лица колдуна его руку Джаггернаут и подался вперед, касаясь лбом лба Рубика. – Не могу представить тебя без твоих улыбок и смеха. И, надеюсь, мне не придется.
- Обещаю, - обнял ладонями бородатые щеки самурая маг, не отрывая нежного взгляда от золотистых глаз, возвращающих его в хризолитовые с процентами. – Не придется.
А следующие мгновения потонули в плавном и долгом поцелуе. И, как был уверен Рубик, еще многие мгновения повторят их судьбу.
Сошлись две жизни, маг и воин,
И маски их вдруг спали, раз и вечно.
И каждый, знай, сего достоин -
Ведь жизнь одна и быстротечна.