– Шелдон, то, о чем я тебе говорю, не допущение, а факт, ты можешь это принять? – утомленно спросил он.
– Бездоказательно – не могу, – отрезал Шелдон. – Позволь мне донести это до тебя. Я спросил Эвана, находит ли он меня более привлекательным физически, чем прочих людей из своего окружения, и он ответил, что нет. Это похоже на аргумент, не так ли? Мне интересно, где в таком случае твои аргументы, Леонард?
– Ради Бога, ему не обязательно находить тебя физически привлекательнее других, чтобы хотеть затащить в постель именно тебя, – прошипел Леонард, едва веря, что действительно разговаривает с Шелдоном о чем-то подобном.
Он говорил почти шепотом, не желая, чтобы пожилая пара за соседним столом услышала их разговор, но они оба были китайцами, так что всегда оставалась возможность, что они не говорят по-английски.
Шелдон уставился на него и сказал:
– Я не понимаю.
– Как ты не понимаешь, Шелдон? – взорвался Леонард, все-таки повышая голос. – Ты – его белый тигр!
– Не говори глупостей, – фыркнул Шелдон. – Как я могу хотя бы теоретически быть тигром, если… – он внезапно запнулся, что-то обдумывая. – О… Это метафора?
– Да, это метафора, – подтвердил Леонард дрожащим от гнева голосом, хотя и пытался убедить самого себя, что не должен злиться на Шелдона. – Одновременно, она является аргументом.
– Я не понимаю, – снова повторил Шелдон, и Леонард вздохнул.
– Тебе известно, что какого-то хрена Родстейн обзавелся белым тигром, не так ли?
Шелдон кивнул, и Леонард продолжил:
– Исходя из этого факта, а также учитывая, что белый тигр является одним из самых редких животных на планете, разумно будет предположить, что приобретение этого животного стоило ему немалых усилий и фантастических денег, я уж не стану упоминать о том, что это наверняка было сделано незаконно и таким образом ставит под вопрос его моральные и этические ориентиры.
– Но ты упомянул об этом, – заметил Шелдон. Леонард уставился на него, и Шелдон пояснил: – О том, о чем ты только что не собирался упоминать, ты сразу же и рассказал об этом.
– Неважно, – раздраженно отмахнулся Леонард. – Сконцентрируйся, Шелдон.
– Как я могу сконцентрироваться, если ты противоречишь самому себе? – воскликнул Шелдон, начиная нервничать.
– Я не противоречу себе в важных вещах, Шелдон, – сквозь зубы прошипел Леонард, – пожалуйста, сконцентрируйся на них. Итак, Родстейн купил для себя белого тигра. Зачем он это сделал?
Шелдон задумался.
– Сказать по правде, я не вижу никакой практической пользы в том, чтобы держать у себя тигра, – в конце концов заключил он. – Эван никому его не показывает, по крайней мере, не за деньги, так что мотивация получения выручки отпадает, напротив, содержание такого животного представляется недешевым. Получается, он сделал это по тем же причинам, по которым люди обычно заводят домашних животных, вроде кошек и собак, которые не способны приносить никакой практической пользы: он просто хотел заполучить тигра.
Леонард кивнул.
– Очень хорошо, ты приближаешься. Итак, Родстейн действительно просто хотел заполучить этого тигра. Белого тигра, – подчеркнул он. – Почему белого, они ведь редкие и охраняются международным законодательством, и попытка заполучить одного из них наверняка потребует массы усилий и неизбежно приведет к нарушению законов. Почему белого, Шелдон, почему другой тигр не подходит? Что тебе известно о белых тиграх?
– Хм, – Шелдон приложил палец к губам, задумавшись, и принялся рассуждать вслух: – Он белый из-за врожденной генетической мутации, которая в природе встречается крайне редко. Учитывая, что это мутация, а не их естественный окрас, белые тигры зачастую являются дефективными по сравнению с их собратьями, имеющими естественный окрас. Среди наиболее распространенных генетических дефектов выделяются косоглазие, плохое зрение, косолапость, неправильная структура позвоночника и шейного отдела костной структуры, слабые почки. Очевидно, что белый тигр представляет собой регрессию по сравнению со своими более ординарными собратьями практически в любом аспекте.
Леонард подбадривающе закивал ему, и Шелдон поднял на него взгляд.
– Получается, единственный параметр, по которому белый тигр превосходит обыкновенного бенгальского тигра – это его редкость, – заключил он, и Леонард хлопнул в ладоши.
– Бинго, ты докопался до сути метафоры! – воскликнул он. – Теперь экстраполируй свою находку.
Повисло молчание.
– Я все еще не понимаю, – сообщил Шелдон, и Леонард застонал.
– Эван Родстейн захотел получить белого тигра только потому, что белый тигр необычен по сравнению с другими тиграми, – сказал он. – И по той же причине он хочет заполучить тебя, Шелдон, потому что ты необычен по сравнению с другими людьми, неужели это не очевидно?
Шелдон отложил в сторону салфетку, его рот приоткрылся в негодовании.
– Я заранее прошу прощения, если понял тебя неправильно, ты знаешь, я только учусь понимать метафоры, – начал он с возмущением, – но ты в действительности только что сказал, что я дефективен по сравнению с обычными людьми, точно так же, как белый тигр дефективен по сравнению с обычными тиграми?!
Леонарду захотелось побиться лбом об столешницу.
– Нет, Господи, да нет же! Ты как всегда понял все неправильно! – воскликнул он. – К черту метафоры! Все, что я хочу сказать, так это то, что Эван Родстейн питает слабость к тому, что находит необычным, и, по сути, это самое главное, что тебе следует о нем знать, а еще то, что он весьма настойчив и изобретателен, когда дело доходит до того, чтобы получить свое. Он находит необычным тебя, Шелдон, и он хочет тебя заполучить, и вот почему я считаю, что нам следует убраться из Майами, если ты не хочешь однажды проснуться и обнаружить себя в золотой клетке. И моя последняя фраза была метафорой, – добавил он, увидев выражение крайнего скепсиса на лице Шелдона.
Леонард замолк, тяжело дыша, и некоторое время никто из них ничего не говорил. Шелдон аккуратно отложил столовые приборы в сторону и посмотрел на Леонарда.
– Я все-таки не могу принять твою гипотезу, – упрямо сказал он. Леонард открыл рот, чтобы протестовать, но Шелдон предупреждающе вскинул руку: – Я объясню тебе, почему. Я считаю Эвана своим другом. Не таким хорошим другом, как ты, Леонард, потому что ты мой лучший друг, но, возможно, вторым после тебя. Не уверен, что Кутраппали и Воловитц, покинувшие науку ради сомнительных плотских удовольствий, еще заслуживают называться моими друзьями. Так или иначе, я ценю увлеченность Эвана моими исследованиями и его поддержку, хотя, ты знаешь, мне бывает нелегко оценить некоторые вещи, когда речь заходит о взаимодействиях с другими людьми. Вместе с тем, допустив, что твоя гипотеза правдива, мне придется также столкнуться с предположениями, что, А, Эван Родстейн обманывал меня все это время, скрывая от меня свои истинные мотивы, вследствие чего больше не может называться моим другом. И, Б, что выбирая между моим непревзойденным интеллектом, который я совершенствовал долгие годы, доведя свои мыслительные и аналитические способности до уровня, многократно превосходящего способности обычного человека, и жалким телом, от которого я тщательно учился отрешаться с тех пор, как мне исполнилось семь и мне в школе ежедневно надирали задницу, кто-то сделал нелепый выбор в пользу тела, а значит, я не слишком-то преуспел в совершенствовании интеллекта. Принимая во внимание, что у меня нет желания сталкиваться ни с одним из этих предположений, я скорее склонен поддержать собственную теорию о том, что Эван Родстейн просто излишне тесно привязан к социуму. Я назвал это гаптофилией. Ты знаешь, как гаптофобия, только наоборот.
Шелдон вытер рот салфеткой и аккуратно отложил ее в сторону, после этого посмотрел на Леонарда.
– Итак, ты закончил? – спросил он как ни в чем не бывало. – Если да, полагаю, ты можешь отвезти меня обратно домой.
Леонард бросил свою скомканную салфетку на стол, отодвинул тарелку в сторону и поднялся на ноги. Никто из них больше ничего не сказал на всем пути до машины, да и по дороге Шелдон молчал, беспокойно теребя пальцами свой ремень безопасности, и не пробовал играть в свои обыкновенные дорожные игры.