Потом они лихорадочно скидывали друг с друга одежду, путаясь в пуговицах, молниях и застежках, касаясь жадными пальцами обнаженной кожи. После напряжения этого дня Леонард чувствовал такое бешенное, лютое возбуждение, которого не испытывал уже давно.
Когда они оба оказались без одежды, Леонард ощупью выудил из прикроватной тумбочки презерватив и распаковал его, не отводя жадного взгляда от тела девушки. Она положила свою руку на его и медленно провела по его члену сверху вниз, помогая надеть презерватив до конца, и Леонард не удержался от низкого горлового стона. Затем девушка легла перед ним на спину, бесстыдно раскинув изящные ножки в стороны, показывая ему всю себя. Но Леонард покачал головой и перевернул ее, поставив на четвереньки, заставил низко и непристойно прогнуться в пояснице, надавив ладонью на спину, а потому взял ее таким образом, каким не брал еще никого прежде. Он ворвался в нее без предупреждения, и только когда мягкое податливое тело изогнулось под ним, болезненно дернувшись, когда девушка издала короткий вскрик, а сумасшедшая теснота сжала его член с такой силой, что это почти причиняло боль, Леонард приостановился, давая ей привыкнуть, стиснул зубы, борясь с острым желанием толкаться в эту ошеломительную тесноту снова и снова.
Постепенно напряженное тело расслабилось под ним, судорожно сжавшиеся мышцы ослабили свое давление, так что член Леонарда погрузился немного глубже. Выждав еще секунду, Леонард на пробу толкнулся вперед, и, не ощутив сопротивления, продолжил продвигаться в невероятно тесный проход до тех пор, пока глубже стало уже просто некуда. Девушка под ним издала долгий стон наслаждения, когда он несильно качнулся назад и еще раз вперед, и начала потихоньку двигаться в одном темпе с ним, коротко постанывая от удовольствия, постепенно наращивая скорость, и Леонард подумал, что такая поза, должно быть, не была для нее в новинку.
А потом мысли вылетели у него из головы все до единой, и Леонард только врывался в ее тело короткими глубокими толчками, не замедляясь ни на секунду, полностью растворившись в ощущении того, как тугие мышцы внутри ее тела обхватывают его член теснее, чем что-либо до того в его жизни. Девушка бесстыдно вскрикивала и стонала, активно подмахивая ему, и Леонард зажимал ей рот рукой, потому что не желал слышать эти стоны, и в конце концов зажмурил глаза и кончил бурно, как никогда, в эту невероятную тесноту, чувствуя себя при этом просто хуже некуда.
Позднее, ночью, лежа в кровати рядом с этой незнакомой девушкой и слушая ее ровное дыхание, Леонард подумал, что этот дом, что он разрушал их, он разрушал каждого из них. Он предлагал им все, что только можно было себе вообразить, обещал немедленное выполнение любого желания, любого каприза, и тут не было места колебаниям и стыду. Это затягивало их, как болото, и Леонард вдруг понял, что они увязли в этом болоте по самую макушку, как и предупреждал их Джефф в их самый первый день. Никто не остается только на уик-энд, так он тогда сказал. Они провели здесь пока что всего неделю, но все уже катилось к чертям собачьим, и Леонард задавался вопросом, если так пойдет и дальше, хватит ли у них вообще сил вырваться из этого дома хоть когда-нибудь?
*
Когда Леонард открыл глаза, полоска дневного света пересекала всю его комнату наискосок, а это означало, что солнце уже стояло высоко в небе. Он осторожно огляделся по сторонам и выдохнул с облегчением, потому что вчерашней незнакомки с ним не было, она, очевидно, предпочла ускользнуть, пока он спал, и Леонард был благодарен ей за это.
Позднее они завтракали, все вместе, и этот завтрак сопровождался самым отборным чувством неловкости, которое Леонард когда-либо испытывал. За столом как всегда оказались какие-то непонятные полуголые девицы, лица которых он уже давно перестал различать, но с которыми Воловитц, вероятно, был каким-то образом знаком, если судить по тому, как старательно он избегал смотреть в их сторону. Сам Леонард пытался не встречаться глазами с Пенни и Шелдоном, Пенни старалась не встречаться глазами с ним, Воловитц по каким-то причинам избегал взгляда Кутраппали, что было взаимным, Шелдон вообще ни на кого не смотрел, и один только Родстейн болтал, как ни в чем не бывало, строя планы на день.
– Я тут подумал, – говорил он, – куда можно сводить группу людей вроде вас, чтобы было весело? И мне пришла в голову одна идея, которую вы, пожалуй, оцените. Итак, что насчет парка аттракционов?
Никто ему не ответил, и Родстейн обвел их взглядом.
– Я понимаю, что у всех похмелье, но более чем уверен, что вы оклемаетесь. Итак… Шелдон, что скажешь? Ты хотел бы пойти в парк развлечений?
Шелдон вздрогнул, когда Родстейн назвал его имя, и поднял на него взгляд.
– Там будут поезда? – спросил он, секунду поколебавшись.
– Обязательно будут. Там будет практически что угодно, эти ребята знают толк в развлечениях, вам понравится.
– Полагаю, что мог бы прокатиться на поезде, – кивнул Шелдон, обдумав эту мысль.
– А я давно не каталась на американских горках, – добавила Пенни, и остальные тоже покивали с разной степенью энтузиазма.
Так уж сложилось, что на завтрак они обычно спускались в чем попало, так что перед поездкой в парк аттракционов все разошлись по комнатам, чтобы переодеться, а те, кто перебрал накануне – чтобы хоть немного оклематься и прийти в себя.
У Леонарда не заняло много времени, чтобы переодеться в джинсы и футболку, и после этого он направился к Шелдону, чтобы проведать его, как он себе говорил. Но на самом деле, Леонард не мог отрицать глубоко внутри, что делал это, чтобы попытаться поговорить с Шелдоном и хоть немного смягчить ту чудовищную неловкость, которая повисла между ними после вчерашнего.
Когда он постучался и вошел, то обнаружил Шелдона складывающим свою одежду в шкаф аккуратными и абсолютно симметричными стопками. Он уже был одет в плотную футболку и рубашку, обхватывающую шею, чересчур тепло для местного климата, на взгляд Леонарда. И, кроме того, его сегодняшняя футболка определенно не была одной из обыкновенных шелдоновских воскресных футболок. Каким-то образом Леонард это помнил, наравне с кучей другого подобного барахла, вроде того, какую еду и напитки и по каким дням Шелдон предпочитает, что он любит и что не любит из сладостей и каким образом его лучше всего остановить, когда он начинает прилюдно себя позорить.
Шелдон вскинул на него взгляд, когда он вошел, но ничего не сказал, словно после того, как всю неделю Леонард то и дело заглядывал в его комнату, Шелдон бросил свои попытки отстоять ее неприкосновенность от посторонних.
– Что случилось с бэтмэном и суперменом? – вскинул брови Леонард, намекая на то, что Шелдон собрался в парк аттракционов и так и не надел одну из своих футболок с тематикой супергероев, что было для него более чем странным.
Шелдон молча потянул высокий ворот рубашки немного вниз, демонстрируя здоровенный синяк на ключице и горле, который за ночь только расползся вширь, и ничего не сказал, потому что все было ясно и без слов. Лицо у него при этом было совершенно нечитаемым.
Леонард сглотнул и сделал несколько шагов вперед, ошеломленный, события вчерашнего вечера обрушились на него в одно мгновение. Фраза «я тебя предупреждал» намертво застряла у него в горле, так что Леонард не смог бы ее произнести, даже если бы попытался. Он машинально потянулся к синяку на ключице Шелдона рукой, желая выразить хоть как-то, что он все понимает и что ему жаль, но наткнулся на колючий взгляд Шелдона, такой, словно стоило Леонарду закончить движение и прикоснуться к нему, и он тотчас же расползется трещинами вокруг того места, до которого дотронется рука Леонарда, и развалится на куски.
Леонард бессильно опустил руку, неожиданно больно задетый его недоверием, хотя после того, что случилось вчера, он этого заслуживал. Он замер на месте, беспомощный и сожалеющий, но через какое-то время Шелдон, казалось, взял себя в руки: напряжение постепенно ушло из его взгляда, он будто бы расслабился и поднял ворот рубашки обратно вверх, скрывая синяк.