Леонард повернул голову к нему. Говорить было лень, по правде сказать, лень было делать почти все, но он все же спросил:
– Так к чему ты клонишь? Теперь ты считаешь, что это не так?
– Если бы, – вздохнул Шелдон, – теперь я окончательно убедился, что это так. Просто никогда не предполагал, что каким-то образом это коснется лично меня.
Губы Леонарда против воли расплылись в улыбке.
– Но это было приятно, не так ли? – спросил он, широко ухмыляясь.
– В процессе, соглашусь, некоторые моменты вызывали сильные эмоции, – не стал спорить Шелдон. – С другой стороны, лежать после соития в кровати, покрытой разнообразными жидкостями, не слишком-то приятно. Сказать по правде, не думаю, что смогу выносить это слишком долго. На самом деле, с меня хватит уже сейчас, – поспешно закончил он и выскочил из-под одеяла, со всех ног ломанувшись в душ.
Леонард фыркнул от смеха и попробовал двинуться следом, но Шелдон захлопнул перед ним дверь.
– Да ладно тебе, Шелдон, открой, мне тоже нужно в душ! – крикнул ему Леонард через закрытую дверь.
– Будет совершенно неуместно, если ты пойдешь в душ вместе со мной, – приглушенно отозвался Шелдон из-за двери, и Леонард в неверии покачал головой.
– Можно подумать, что залезть ко мне в постель не было неуместным, – пробормотал он себе под нос, но настаивать не стал.
Пока Шелдон плескался в душе, Леонард накинул халат и проскользнул в соседнюю гостевую комнату, которая пустовала, так что ничто не помешало Леонарду принять душ там. Затем он вернулся к себе и наспех сменил постельное белье, расценив, что Шелдон был, в сущности, прав: даже если Леонарда и накрыло внезапное помешательство, объяснения которому он не находил, спать на простынях, покрытых спермой, причем не только своей собственной, он все-таки не собирался.
Покончив с этим, Леонард обнаружил, что совершенно не способен усидеть на месте. Чтобы хоть чем-то занять руки, он собрал свою одежду, в беспорядке раскиданную по комнате, и убрал ее в шкаф, затем сложил стопкой одежду Шелдона и устроил ее на комоде, старательно повторяя себе, что это было, в сущности, нормальным, что ничего непоправимого не произошло и что это никак не разрушит их дружбу.
Шелдон все не выходил из ванной, и Леонард начал беспокоиться. Он постучался внутрь и спросил на пробу:
– Шелдон, я что-то сделал не так? У тебя приступ паники?
Он спрашивал это главным образом потому, что сам, похоже, приближался к приступу паники. Но Шелдон выглядел спокойным, когда наконец-то вышел из ванной комнаты в белом гостевом халате и посмотрел на Леонарда.
– Нет, все в порядке, – ответил он. – Я просто задумался.
– И о чем же? – с осторожностью полюбопытствовал Леонард, вскинув брови.
– Похоже, ты был прав. Это может быть по-другому, – ответил Шелдон, и Леонарду не было нужды уточнять, о чем он говорил.
– Что ж, я надеюсь, плюс двадцать девять процентов к Нобелевской премии того стоят, – пробормотал он, отводя взгляд.
Шелдон нахмурился.
– Ты думаешь, по этой причине я провожу время с Эваном? – уточнил он.
– А разве нет?
– О, я хотел бы, чтобы все было так просто, – вздохнул Шелдон. – Да, если бы в этом уравнении было меньше переменных, это могло бы помочь.
Он, казалось, задумался, уставившись куда-то в пространство, и Леонард в очередной раз схватился за голову, пытаясь понять, что же так крепко переклинило в мозгах Шелдона.
– Что еще за переменные, Шелдон? – спросил он почти с отчаянием. – Это, черт побери, твоя жизнь! Если дело не в твоих исследованиях, то какого черта ты продолжаешь торчать здесь, когда мог бы уехать?
– Я уже сказал тебе, тут нечего обсуждать, – сказал Шелдон после короткой паузы, и вид у него при этом был такой, что становилось ясно, что он считает тему закрытой.
Леонард утомленно встряхнул головой, уже устав от этого разговора, который, казалось, никогда не переставал идти по кругу.
– Полагаю, уже достаточно поздно, – сказал Шелдон, разрывая молчание, и бросил быстрый взгляд на дверь, однако не сделал к ней ни шагу.
Леонард вздохнул. Он знал, что так или иначе Шелдон нуждался в людях. Даже там, в Пасадине, он то и дело продолжал жаловаться, что не может позволить себе снимать квартиру самостоятельно и потому вынужден делить квартиру с Леонардом. Но правда заключалась в том, что он не съезжал из этой квартиры по той же самой причине, по которой нормальные люди обычно женятся и заводят семьи: Шелдон не мог быть один. И тем более он не мог быть один теперь, когда был растерян и напуган, и, возможно, это было той самой причиной, по которой он пришел этим вечером к Леонарду, в первую очередь.
Леонард бросил на Шелдона внимательный взгляд и приглашающе откинул уголок одеяла в сторону.
– Давай спать, Шелдон, уже поздно, – предложил он, и Шелдон покосился на кровать с некоторым любопытством.
– Ты предлагаешь спать вдвоем в твоей кровати? – уточнил он.
– Почему бы и нет? – пожал плечами Леонард. – Какого черта, это будет не самым странным, что мы в ней сделаем вдвоем. Забирайся.
Шелдон, казалось, колебался.
– Чтобы сразу расставить все точки над i, – начал он. – В нормальных обстоятельствах я предпочитаю спать один.
– Кто бы сомневался, – закатил глаза Леонард, но Шелдон его проигнорировал.
– Однако, – продолжил он, – учитывая, что прошедшей ночью Эван пришел ко мне в комнату, хотя никто не может находиться в моей комнате, и оставил без внимания мои настоятельные пожелания остаться там в одиночестве, я склонен принять твое предложение. Погоди, я только возьму пижаму.
Он достаточно бодро прошел к двери и открыл ее, но остановился на пороге, настороженно вглядываясь в темный коридор.
– Хочешь, я провожу тебя? – спросил Леонард, поняв, что он не собирается идти дальше.
– Я не стал бы возражать, – кивнул Шелдон, и они вместе отправились за его пятничной пижамой.
Когда Шелдон переоделся в пижаму и они вернулись в спальню Леонарда, Шелдон кивнул на правую часть кровати и сказал:
– Это будет моя половина кровати.
– Как угодно, – не стал спорить Леонард и забрался под одеяло слева.
Они выключили свет, и некоторое время Леонард прислушивался в темноте, как Шелдон сопит и ворочается, укладываясь, и думал о том, что это было, наверное, самым странным вечером в его жизни.
– Мы можем поменяться местами? – спросил Шелдон какое-то время спустя. – Мне кажется, твоя половина кровати все же лучше.
– Ради Бога, Шелдон! – раздраженно проворчал Леонард, но тем не менее покорно поднялся с кровати и обошел ее кругом.
Шелдон переместился на другую половину постели, и Леонард скользнул под одеяло рядом с ним.
– Спокойной ночи, Леонард, – пробормотал Шелдон, завернувшись в одеяло, словно в кокон.
– Спокойной ночи, Шелдон, – отозвался Леонард.
Дыхание Шелдона постепенно выровнялось, и Леонард тоже расслабился, начиная засыпать. Уже проваливаясь в сон, он успел подумать, что самым диким во всем произошедшем было то, что за все время с тех самых пор, как они приехали в Майами, этой ночью его впервые не терзало иррациональное чувство, словно все вокруг было неправильным.
*
Проснувшись на следующее утро, Леонард обнаружил, что Шелдон успел удрать. При этом он каким-то образом умудрился почти идеально заправить свою половину кровати, не потревожив сон Леонарда. Перед самим собой Леонард готов был признать, что был трусливо благодарен Шелдону за его бегство, потому что тем самым он избавил Леонарда от необходимости смотреть ему в глаза и вспоминать о том, как эти глаза неотрывно следили за каждым его движением накануне вечером, когда Леонард совершенно потерял контроль над собой.
За какую-то секунду случившееся накануне промелькнуло перед его мысленным взором во всех своих ошеломительных и совершенно необязательных подробностях, и Леонард со стоном уткнулся лицом в собственные согнутые колени, мечтая провалиться сквозь землю со стыда. Какая-то его часть твердила ему, что он сделал то, что сделал, только потому, что Шелдон сам его спровоцировал, и что в случившемся не было его вины. С другой стороны, Леонард должен был знать лучше. В конце концов, Шелдону могло прийти в голову все, что угодно, и это было задачей Леонарда – оценить, было ли это социально приемлемым или хотя бы допустимым.