Леншерр чувствует себя лишним и знает, что ему нечего сказать из того, что могло бы утешить Ксавьера. Поэтому он молча кладет ему руку на плечо и крепко сжимает. “Я здесь, рядом. Можешь положиться на меня”, – как бы говорит он. Чарльз смотрит на него вполоборота и слабо улыбается дрожащими губами. Всхлипывает, утирает покрасневший опухший нос и бережно кладет букетик белых лилий на свежий холм земли.
По дороге к церкви Чарльз оборачивается и, прищурившись, смотрит вдаль – на погост.
– Это знак, Эрик, – убежденно говорит он. – Нам не спастись.
– Нужно продолжать надеяться и верить, Чарльз, – отвечает Леншерр несколько высокопарно и сам себя за это упрекает.
– Не в этот раз, – качает головой мужчина и продолжает путь.
Пыль от дороги клубится у них под ногами. Эрик следует за Чарльзом, идет след в след, и, кажется, уже даже не обращает внимания на тонкий запах ладана, который, в свою очередь, неотступно преследует их с Ксавьером.
Чарльз заболевает на седьмой день после смерти Хоуп. Эрик просыпается с утра от удушливой вони – запах смолы плотно окутывает всю комнату. Леншерр торопливо поворачивается к Чарльзу и видит, что тот весь покрылся потом и тяжело дышит ртом.
– Чарльз? Чарльз! – он трясет его за плечо и Ксавьер с трудом открывает глаза.
– Что такое? Я проспал службу?! – спросонья священник не понимает, что происходит и недоуменно смотрит на мужчину.
– Нет, просто… – на самом деле Леншерр не может объяснить свой внезапный порыв. – Мне показалось, что что-то не так, – бормочет он неубедительно.
К счастью, Чарльз не замечает ничего необычного, переворачивается на другой бок и снова засыпает. Эрик же лежит, уставившись в потолок и чувствует, как голова начинает раскалываться от запаха. Тихо встает с постели, чтобы не потревожить Ксавьера, одевается и выходит из комнаты.
За завтраком молодой священник выглядит осунувшимся и немного уставшим, хотя это не так уж и удивительно – прошлой ночью они уснули далеко за полночь, а Чарльз всегда был соней, ему требовалось гораздо больше времени, чем Эрику, чтобы выспаться. Перед выходом Леншерр привычно тянется к нему и целует в лоб, но вдруг замирает и, нахмурившись, смотрит на мужчину.
– Что?
– У тебя температура, – говорит уверенно Леншерр и касается лба рукой.
– Хм, – удивляется Ксавьер, – а я даже не чувствую. Видимо, не стоило вчера вечером пить холодное молоко. Надо было послушать тебя и дождаться, пока оно немного согреется. – Он смущенно пожимает плечами и виновато смотрит на Эрика.
– Оставайся дома, я проведу службу за тебя.
– Ох, Эрик, перестань! – беспечно машет рукой Ксавьер. – Температура совсем невысокая и у меня ничего не болит, все хорошо, правда. Я пошел.
И прежде, чем Леншерр успевает возразить, Чарльз проворно вскакивает со стула, чмокает мужчину в щеку и скрывается за дверью кухни.
На следующее утро голова болит не только у Эрика, но и у Чарльза, который просыпается с сильным жаром и практически без голоса. По настоянию Леншерра они вызывают врача, и тот внимательно осматривает больного.
– Что я могу сказать? Горло не красное, хрипов нет… Не знаю, что с вами, милейший.
Леншерр раздраженно закатывает глаза на данную реплику. Чарльз, видя это, с трудом сдерживает смешок. В итоге Ксавьеру выписывают какую-то чудодейственную микстуру, которая, по словам врачевателя, способна мертвого поставить на ноги, и советуют придерживаться постельного режима. Вот только легче не становится ни через день, ни через два и даже ни через неделю. Спустя полмесяца Ксавьер уже практически не встает с постели. Все действительно выглядит, как банальная простуда, но священник тает на глазах, угасает, будто что-то страшное, беспощадное пожирает его изнутри. Врач разводит руками, а среди жителей начинают ползти слухи, что это начало какой-то смертельной эпидемии. Каноник, Хоуп, а теперь вот и Чарльз Ксавьер. То, что у каноника Авдия голова треснула, как арбуз, а у Хоуп была болезнь легких, видимо вообще никак не тревожит сплетников. После каждой мессы они собираются кучкой возле отца Леншерра и расспрашивают о состоянии Чарльза. Эрика тошнит от их лицемерия, потому что все, что их действительно интересует – разжиться новыми сплетнями, чтобы было о чем посудачить вечером за очередным стаканчиком виски. Поэтому он спешит отделаться от них и возвращается к Чарльзу, который большую часть времени пребывает где-то на границе между сном и явью. Леншерр готов круглосуточно сидеть у его постели, но в короткие моменты бодрствования Чарльз настойчиво велит ему не запускать дела церкви и быть ответственным. Эрик беспрекословно подчиняется.
На короткий промежуток времени наступает улучшение. К Ксавьеру возвращается бодрость духа и аппетит, что несказанно радует Эрика. Он вьется вокруг Чарльза, как курица-наседка, ни на секунду не оставляя одного. Они снова проводят время за долгими разговорами, дискуссиями и просто наслаждаются представившейся возможностью побыть наедине друг с другом. Однажды вечером, когда Леншерр подробно докладывает Чарльзу о том, как прошел очередной день в церкви, Ксавьер внимательно слушает его, удовлетворенно кивает и вдруг задумчиво произносит:
– Тебе, наверное, очень тяжело, – сначала Эрик думает, что Чарльз имеет в виду то, что на мужчину свалилось все разом, но потом священник продолжает, – помню, когда я был маленьким, бабушка говорила мне, что зло не переносит святую воду и кресты. За тобой я такого не замечал, но все равно беспокоюсь.
– Как ты догадался? – помолчав, спрашивает Леншерр.
– Эрик, – Ксавьер улыбается бескровными губами, – может быть я и наивный, но не идиот. Это было не так уж сложно.
– С самого начала все было понятно, да?
– Н-нет, – не собирается лукавить Чарльз; помнит, чья это прерогатива. – После того разговора про Иуду и первого причастия я стал обдумывать все, что произошло с момента твоего появления. Хотя, будь я чуть внимательнее, понял бы еще той ночью, когда ты пересек порог этого прихода. Дождливая погода, этот твой вопрос, можно ли пройти, красная ткань, три часа*… что-то забыл?
– Нет, все так, – послушно кивает Леншерр, с гордостью глядя на своего Чарльза. Подумать только, и про красный цвет вспомнил. – Вот только насчет дождя и грозы… Это просто совпадение, не такое уж и редкое для Ирландии, в общем-то.
– Оу, – Чарльз хрипло посмеивается и почти сразу же заходится сильным кашлем. – Прости… Странно, что это совпадение, потому что громко, сильно, с размахом – в твоем духе.
– Это точно, – Эрик согласно хмыкает, с нежностью глядя на мужчину.
– Каноника Авдия ты?.. – резко переводит тему священник.
– Я, – Эрик выглядит виноватым. – Я просто хотел защитить тебя. Нас.
Чарльз молча кивает, но не выглядит рассерженным, разве что только немного грустным.
– А люди?
– А что люди, Чарльз? Ты правда веришь, что мы нашептываем им на ухо то, что они должны совершать различные злодеяния? Нет, любимый, я лишь спускаю с цепей демонов, которые сидят внутри каждого, а дальше люди делают все сами.
– А твоя прошлая церковь? Та, откуда ты пришел к нам. Почему она сгорела? Ты ее сжег?
– Как ты себе это представляешь? Бегал со спичками по периметру и поджигал? – Эрик и Чарльз вместе весело усмехаются, представив эту картину. – Не буду отрицать, что приложил к этому свою руку, но опять же через людей. Один из тамошних священников решил, что сгореть в пламени – в прямом смысле – будет справедливой расплатой за все грехи, что он сотворил. Я вообще заметил, что чем выше чин священнослужителя, тем больше демонов в нем, и тем неистовей он молится, а потом грешит по новой. Индульгенция – удобная штука, знаешь ли. Ты не спросишь меня о Хоуп? – тоже меняет тему Леншерр.