Эрик проснулся, когда на горизонте только едва виднелась светлая полоса. Небо было темного, чернильного цвета. Чарльза в кровати не оказалось. Они провели эту ночь вместе. Эрик ненасытно, без устали ласкал, гладил и целовал чувственное, податливое тело любовника. Низ живота налился приятной тяжестью, когда он вспомнил, как сладко стонал и выгибался под ним Чарльз, как благодарно принимал каждое прикосновение, каждую ласку. Как раскраснелась бледная, нежная кожа, и как Ксавьер вздрагивал и ловил ртом воздух, когда Леншерр оставлял на нем следы от поцелуев-укусов. Эрику досталось сокровище. Леншерр провел рукой по остывшей половине постели и поднялся. Подумал сначала надеть только ночную рубашку, но уже догадывался, где искать Чарльза, поэтому сверху накинул плащ. Вышел на тихую ночную улицу и направился в сторону церкви. Чарльз оказался внутри, как и предполагал Леншерр. Священник ничком лежал на каменных ступенях, которые вели к алтарю. Эрик с тревогой подумал, что он без сознания, но приблизившись, заметил, что Чарльз мелко вздрагивает всем телом.
– Чарльз, – Леншерр торопливо опустился рядом на колени, – что ты тут делаешь? – Коснулся чужого плеча и услышал тихий всхлип.
Ксавьер поднял лицо и на Эрика взглянули полные боли и слез глаза.
– Чарльз, – Леншерр вдруг испугался, – что случилось? Почему ты плачешь? Я… Я сделал тебе больно?
– Он накажет нас, Эрик, – захлебываясь рыданиями, прошептал мужчина, – я пришел молить о прощении, но невозможно найти слова, которые бы оправдали нас. Мы с тобой не ведали, что творили, мы…
– Неправда, Чарльз, – резко оборвал его Леншерр. – Неправда. Я не боюсь предстать перед Богом и признаться в том, что полюбил мужчину. Не боюсь и отречься от Него, если наша любовь – грех в Его глазах.
– Не говори так, не говори этого, Эрик! – горестно вскрикнул Ксавьер, закрывая лицо руками. – Он накажет тебя, подвергнет самым страшным пыткам.
– Мне все равно, – упрямо повторил мужчина. – Мне не нужна вера, и Бог не нужен тоже, если придется отказаться от тебя. Я готов отречься от них, но только не от тебя. Не от нас.
Чарльз слепо смотрел на Эрика неверящим, умоляющим взглядом. Он хотел закрыть уши, чтобы не слышать вкрадчивого шепота, но в глубине души уже безоговорочно верил тихим речам, готов был оставить все, лишь бы быть с Эриком.
– Возьми меня за руку, Чарльз, – настойчиво продолжал мужчина, протягивая свою ладонь священнику, – и следуй за мной. Что может быть сильнее нашей любви? И в чем здесь моя вина и мой грех? В том, что я всем сердцем полюбил другого человека? В том, что он тоже мужчина? Я не признаю своей вины, не раскаиваюсь и не прошу Его простить меня, нет. Я остаюсь верен тебе. Скажи же мне, Чарльз, ты со мной? Прими меня и мою любовь, доверься мне и последуй за мной. Это все, чего я хочу. Чарльз?
Ксавьер слушал все это, громко и тяжело дыша, будто задыхался от сказанных слов, от произнесенных вслух признаний. Когда Эрик, наконец, замолк и с надеждой во взгляде стал ждать ответа, Чарльз уже знал, кого он выбрал, чью сторону принял в этой борьбе. Он поднял взгляд на распятие. Иисус, казалось, скорбно смотрел прямо на него. Ксавьер отвел покрасневшие, заплаканные глаза, и уверенно, не сомневаясь, вложил свою руку в открытую ладонь Эрика.
Утром, когда Чарльз вновь вошел в церковь и занял свое привычное место на первом ряду в ожидании начала восьмичасовой службы, он с удивлением и с облегчением осознал, что небеса и правда не обрушились на их с Эриком головы. Осознал и выдохнул. Ничего не изменилось. Леншерр проводил мессу, затем настала очередь Чарльза, день потек в привычном ритме. Чарльз успокоился и вновь стал тем мягким, добродушным, улыбчивым Чарльзом, каким его и знали все прихожане.
Вечером, после ванны, Ксавьер даже осмелился обратиться к Господу с молитвой и поблагодарить его за день, прошедший мирно и спокойно. Ощутил благодать и легкость в душе, поднялся с колен и принялся расчесывать сбившиеся в колтун мокрые волосы. Ксавьер пыхтел и ойкал, когда зубчики расчески цеплялись за спутанные волосы. Он страдал и мучился до тех пор, пока дверь в его комнату не открылась и не вошел Эрик. Он тоже был после ванны, вот только его короткие волосы были аккуратно уложены. Леншерр посмотрел на растрепанного Чарльза, усмехнулся, подошел к нему и забрал расческу из рук.
– Давай помогу, – Эрик развернул молодого священника к себе спиной и принялся осторожно, тщательно расчесывать спутанные локоны.
Чарльз прислушивался к себе. По затылку, шее и спине ползли мурашки. Ксавьер поводил плечами, прижимался к Эрику спиной и едва не мурчал от удовольствия.
– Подними голову, – шепнул Леншерр, сам приподнимая голову Чарльза за подбородок.
Одной рукой поглаживал шею, а второй продолжал водить расческой по уже гладким волосам, которые завивались крупными каштановыми кольцами на концах. При виде этой картины Леншерр на секунду замешкался от того, как внутри у него все замерло от нежности к этому потрясающему, невообразимому человеку. Ксавьер, воспользовавшись паузой, откинул голову на плечо Эрика и коснулся шеи губами.
– Ты боишься щекотки? – хихикнул Чарльз после того, как Леншерр фыркнул и поежился. Его кожа покрылась мурашками.
– Нет, – не очень-то убедительно соврал мужчина и обнял Ксавьера, прижимая к себе. – А ты?
Чарльз не видел особой надобности отвечать и только тихо постанывал, пока Эрик губами и языком ласкал его шею. Вдруг он остановился и громко втянул носом воздух. Снова замер на секунду, а потом принялся обнюхивать волосы, шею и плечи Ксавьера, при этом сопя, как большая собака.
– Ты чего, Эрик?
– От тебя пахнет ладаном, – невнятно произнес мужчина, уткнувшись носом Чарльзу в лопатку, – ладаном и… – он еще раз глубоко вдохнул, – и фрезией.
– Странно, – удивился священник, – может, тебе кажется?
Он поднес прядь волос к своему носу и тоже принюхался. Пахло мылом, а от пальцев немного металлом – от креста, который Чарльз держал в руках, когда молился.
– Может быть, – не стал спорить Леншерр, перехватил ладонь Ксавьера и поднес ее к носу. После тщательного обнюхивания, недоуменно пожал плечами и с увлечением принялся облизывать и посасывать пальцы Чарльза. Им стало не до какого-то там ладана.
Ксавьер светился, сиял. Его любовь к Эрику была настолько велика и безгранична, что распирала Чарльза изнутри, рвалась наружу, требовала выхода. Он знал только один способ поделиться своим счастьем с другими – помогать людям, поддерживать, утешать и дарить веру и надежду тем, кто их утратил. Только одно омрачало жизнь Ксавьера – в городке что-то творилось с людьми. Не со всеми, нет. Постоянные прихожане вели себя как обычно, но рассказывали священнику, что некоторые люди становились более агрессивными и как будто теряли над собой контроль. Сердцеед О’Нил, известный своими похождениями по чужим женам, но, однако, ни разу не пойманный ни одним рогатым мужем на месте преступления, едва не изнасиловал жену местного трактирщика. За что трактирщик, в общем-то, славный малый, чуть было не забил его до смерти мясницким отбойным молотком, который у него забыл, соответственно, мясник. МакКарл работал мясником больше тридцати лет в лавке, доставшейся ему от отца. Так вот МакКарл был известен не только лучшей свиной выделкой, но и тем, что подворовывал. Все знали об этом, но пока воровство имело умеренный характер, на это закрывали глаза. А тут он украл действительно значительное количество товара и немаленькую сумму денег. Его поймали по чистой случайности и возмущению жителей тихого, сонного городка, не было предела. И таких случаев было еще не один и не два.