Выбрать главу

Бережно, с величайшей осторожностью, заключил его лицо в свои ладони. Почувствовал, как он дрожит. Не от страха: возможно испуг здесь чередовался с желанием, но я был уверен в том, что нужно быть осторожным.

Я хотел доставить ему удовольствие, моя властная, требовательная к такого рода вещам натура, вдруг отступила перед несвойственной для меня нежностью.

Лавеллан, наконец, понял, к чему все идет, и в тот же самый момент его движения из напористых сделались робкими и неуверенными. Как я и предполагал, мой милый демон не знал, что делать дальше.

― Мне нравится твой запах, ― прошептал я ему на ухо.

В штанах было тесно, я перекатился на бок и начал расстегивать ремешки на мантии. Лавеллан приподнялся на локте, разглядывая меня, и нервно закусил губу.

― Дориан, я…

― Знаю, дорогой. Не волнуйся, ― я помог ему избавиться от одежды. ― Ты не против, если мы переместимся под одеяло? Здесь у тебя довольно прохладно, там будет гораздо уютнее.

Лавеллан позволил обнять себя.

― Тебе тяжело сдерживаться? ― вдруг спросил он, заглядывая мне прямо в глаза. В приглушенном свете я разглядел в них странный демонический блеск.

― Я бы хотел, чтобы ты перестал нервничать, ― улыбнулся я и провел рукой вдоль его тела, опускаясь от плеча к бедру. Мои прикосновения вызывали мурашки. ― Это же твой первый раз?

Эльф уткнулся мне в шею и отрывисто кивнул.

― Расслабься. Я не хочу делать тебе больно.

― Дориан…

― М-м?

― Я хотел, чтоб ты знал… Это… Этот медальон не плата за…

― Знаю. Я пришел сюда, потому что хотел.

― Правда?

Я рассмеялся и крепче прижал Аллароса к себе. Мне хотелось, чтобы он привык к моему телу, и хотя оно неистово требовало продолжения, я все же сдерживался, позволяя эльфу гладить, изучать и целовать так, как ему хотелось.

― Ты красивый, ― прошептал он, выводя узоры на моей груди кончиком пальца.

Я перехватил его ладонь и коснулся ее губами.

― Потрогай, ― я опустил её ниже и дал ему обхватить мой член.

Алларос вздрогнул, но руки не убрал.

― А теперь позволь мне командовать… ― я улыбнулся, наслаждаясь его взглядом. ― Ляг на спину.

Он последовал моим словам и вытянулся струной.

Я гладил его медленно и не спеша, целуя каждый сантиметр тела, но при этом опускаясь все ниже. Мне нравилось то, как он реагировал: мышцы были напряжены, он то вздрагивал, то пытался расслабиться, словно смущаясь от того, что я с ним делаю.

Забавно, ведь я даже не перешел к самому главному!

Спустя несколько минут он действительно успокоился. Я ликовал.

― Хочешь дальше? ― игриво спрашивая, я не переставал при этом поглаживать его бедро.

― Хочу… ― простонал эльф в ответ.

Я знал, что своими массирующими движениями доводил его практически до полного исступления. Моя ладонь двигалась от колена к внутренней поверхности бедра, но в том месте, где она, казалось бы, должна была продолжить, я неожиданно останавливался.

― Пожалуйста, Дориан, ― прошептал Алларос.

Я наклонился и провел по его члену языком, медленно снизу вверх, до самого кончика. Он был сильно возбужден и кончил почти сразу же, я успел тронуть его лишь самую малость.

Затем я лег и притянул его к себе. Лавеллан дрожал.

― Как … это потрясающе, ― выдохнул он.

― Если хочешь, продолжим, ― довольно улыбнулся я.

Это было странное ощущение. Я впервые доставлял удовольствие кому-то. Обычно все прелести подобных ласк доставались мне.

― Но… как же ты? ― он положил голову мне на грудь.

― Не все сразу, Алларос. Тебе понравилось?

― Очень, ― смущенно ответил он.

Я поцеловал его в макушку. В груди разливалось тепло, я млел от нашей близости, мне было так хорошо, я впервые лег в постель с тем… кто был для меня дорог.

― Дориан…

― М-м? ― я прикрыл глаза, мысли витали где-то вдалеке.

― Ты не обидишься если… я скажу кое-что.

― Хитрый… ― я усмехнулся. ― Думаешь воспользоваться ситуацией, чтобы подготовить меня к каким-нибудь ужасным новостям?

― И вовсе они не ужасные.

― Только не предлагай переехать. Мне не нравится подниматься в твои покои. Здесь гораздо больше ступенек.

― Я вообще-то… ― Лавеллан осекся. Кажется, своими словами я сбил его с какой-то важной мысли. Мне даже стало несколько совестно.

― Говори, аматус, ― я провел рукой по его спине, ободряя. ― Ну же. На что я могу обидеться?

― Не обидеться… ― эльф приподнялся на локте и прикоснулся к моим губам.

Наш поцелуй затянулся. Я уже забыл, с чего начался весь этот разговор. Мне захотелось получить свою долю удовольствия, поэтому я перевернул эльфа на спину, и оказался сверху.

― Говори, ― кажется, я произнес это требовательнее, чем хотелось бы.

― Я … тебя люблю.

Мои глаза расширились в немом удивлении. Да как он мог кидаться такими словами?! Что еще за люблю? Неужели я поверю в это?

― Извини… мне не стоило говорить, ― эльф осекся и посмотрел виновато.

Я вдруг понял, что потерял дар речи. Мне хотелось сказать… что? Что я мог ему ответить?! Демоны Тени, зачем?! Почему это существо решило сообщить эти слова именно сейчас?

Лавеллан перехватил инициативу. Он сам принялся гладить и целовать меня. Сначала я думал, что произнесенное им начисто отобьет во мне всё желание.

Но потом до меня дошло, что я ошибался.

Именно сейчас, после этих самых слов я захотел его еще больше!

― Дориан, ― прошептал он, притянув меня за шею ближе. ― Пожалуйста, возьми меня.

В тот день я понял, что выйду из его спальни другим человеком.

Лавеллан менял людей, которые были рядом. Ему многие доверяли, большинство и вовсе носило на руках.

Я не хотел врать и быть лицемером, как раньше, поэтому отдалялся, но случившееся в ту ночь, в его спальне избавило меня от дальнейших опасений. Я понял, что боялся проявления чувств, боялся причинить ему боль своей холодностью в обмен на искренность и доброту. Но этого не случилось. Я был нежен и ласков… и я… тоже любил его.

Хоть и не был готов произнести эти слова вслух.

С того дня Алларос не просто затмевал мой разум, он стал для меня частью души.

Плуитанис, 9:41, Дориан Павус.

Комментарий к You are so strongly in my purpose bred, That all the world besides methinks are dead

You are so strongly in my purpose bred,

That all the world besides methinks are dead.

Строки из 112 сонета У.Шекспира.

Отмечен я клеймом злословья и позора,

Утехой служит мне одна любовь твоя,

И не боюся я людского приговора,

Уверенный вполне, что ценишь ты меня.

Ты для меня - весь мир! Хвалы и порицанья

Мне дороги тогда, коль сказаны тобой;

Нет в свете никого, кто б силой увещанья