Ито-сан сидел достаточно близко, чтобы слышать эти злобные комментарии, и его многозначительный кашель прошел сквозь разговор, как горячий нож сквозь рисовую пасту.
Тишина повисла в комнате.
– Накамура-сан, вы не могли бы повторить все то, что только что сказали? – криво усмехаясь, спросил Ито-сан. – Если у вас есть веские причины сомневаться в Кидо-сане, нам было бы полезно послушать их.
Тогда молодой человек, Накамура-сан, напрягся, прежде чем встать, и выстрелил в Кацуру-сана жесткий взгляд, полный презрения.
– Я не побоюсь высказать мое мнение, – усмехнулся он, и в его голосе слышалось очевидное презрение. – Кидо-сан, я утверждаю, что вы блефуете. Вы слабый человек. Трус, пытающийся скрыть свои неудачи и еще раз взять под контроль Чоушуу Ишин Шиши. Под вашим руководством случилась катастрофа в Икеда-я и погибло много наших людей. Провал у ворот Хамагури тоже ваш. А теперь вы вернулись и говорите о вашем хитокири, человеке, которого больше нет, рассказываете сказки для слабых умом. Это ответ на наши проблемы?
Накамура сплюнул на пол. Каждый человек в комнате посмотрел на него, прежде чем повернуться и посмотреть на Кацуру-сана, ожидая его ответа. Кацура-сан даже глазом не моргнул. Такое впечатление, что напряженное молчание вообще его не беспокоило. А вот Кеншин был раздражен за своего лидера. Сердце забилось сильнее, мурашки побежали по коже, пока молчание затягивалось. В случае заварушки он защитит Кацуру-сана, об этом не было и речи. Он спрятал глаза и сглотнул, скользнув пальцами по рукояти меча.
– Чоушуу Ишин Шиши нуждается в новом руководителе, надежном человеке, который будет вести нас, – заявил Накамура. – Как мы сможем вернуть влияние, если этот слабый трусливый неудачник с пустыми речами снова берет бразды правления? Посмотрите на него! Приняв через усыновление новое имя, он пытается откреститься от прежних неудач. Он не воин, чтобы вести нас. Он несколько лет не вынимал меч. На самом деле, посмотрите! Он связан мирными узлами!
Верное утверждение, с удивлением заметил Кеншин. Он знал, что Кацура-сан был искусным мечником, но по какой-то причине его лидер защитил рукоять своей катаны и ножны сложными узлами из тонкого шнурка. Конечно, затейливый узел не остановит резкого движения… нет, это еще более странно – узел был сделан так, чтобы затянуться в случае чего. Зачем? Какой в этом смысл?
Наконец, когда стало очевидным, что Накамура закончил, Кацура-сан ответил:
– Два года назад я поклялся, что больше никогда не обнажу меча. И не сделал этого. В этом нет необходимости.
Это заявление вызвало смятение в аудитории, но Накамура усмехнулся так, словно выиграл что-то. Почти радостно он воскликнул:
– И это наш лидер?
– Если вы сомневаетесь в моих словах, в моем руководстве… Приглашаю вас попытаться убить меня, – любезно предложил Кацура-сан. – Пожалуйста, любыми способами, нападайте на меня.
Что? Кеншин уставился на него в шоке. Но Кацура-сан смотрел на Накамуру без толики страха.
Ну конечно, он не будет испытывать страха. Он не тот, кто должен обратить оружие против своих же, но… подождите. Так вот чего он хочет! Кеншин распахнул глаза в понимании. Кацура-сан потерял лицо, потерял доверие. Если даже собственные союзники не доверяют его слову, ему нужно было привести им неоспоримое доказательство.
– Думаю, я приму ваше предложение, – ухмыльнулся Накамура и шагнул вперед, положив руку на меч.
Эти люди… никто из них не знал его. Они видели только болезненного молодого человека странного вида, которого Кацура-сан почему-то взял в качестве телохранителя, безо всякой видимой причины. Если Кацура-сан хочет использовать репутацию Баттосая, работу следует начать прямо здесь. Так что Кеншин собрал холодность своей ки, которая застыла внутри, и мир замедлился.
Накамура начал атаку, его удар был направлен по косой от шеи к груди. Основной удар по горловине, смертельный, если достигнет цели, но столь предсказуемый и легко отбиваемый.
Кеншин рванул, уклоняясь от удара Накамуры и заходя за его защиту, выхватывая меч в быстрой ничьей – только чтобы остановить его в последнюю секунду. Острая кромка его меча замерла на мягкой уязвимой коже горла Накамуры, близко настолько, что малейшее движение могло пролить кровь.
Глаза Накамуры распахнулись широко, как блюдца…
Тревожные крики и вопли разлетелись по комнате, и все подскочили в шоке. Пот выступил на лбу Накамуры, его рот приоткрылся в чистом страхе, а потом отголосок отвратительного запаха донесся до ноздрей Кеншина.
А, вот истинный трус.
– Мне нет необходимости вынимать мой клинок, Накамура-сан, – сухо заметил Кацура-сан за ними. – Все потому, что Химура-сан отдал мне свой для моего дела. Вы удивитесь еще больше, узнав, что Химура-сан, работая на меня раньше, выработал привычку использовать баттодзюцу при каждом удобном случае.
Ошеломленная тишина повисла в комнате. А потом Ито-сан расхохотался, и его громкий хохот сбил напряжение, охватившее всех.
– Кидо-сан, думаю, Химура-сан достаточно хорошо продемонстрировал вашу точку зрения.
– Действительно, – мягко согласился Кацура-сан.
Не говоря ни слова, Кеншин кивнул, вложил меч в ножны и почтительно поклонился Кацуре-сану. Когда он вернулся на свое место, Кацура-сан склонил голову в его сторону в знак одобрения. Это ощущалось на удивление хорошо.
После этой, так сказать, демонстрации, у Кацуры-сана не возникло никаких трудностей, чтобы убедить остальных в достоинствах своей идеи. В оставшееся время собравшиеся разработали план, как вновь ввести хитокири Баттосая в круговерть слухов Киото и как начать строить его репутацию, чтобы она лучше всего соответствовала целям Ишин Шиши. В результате получился такой план: они организуют утечку информации о встрече повстанцев в Киотский Мимаваригуми, а Кеншин будет там, чтобы обеспечить прикрытие и убить всех, кто попытается преследовать их, преимущественно используя баттодзюцу.
Простая и эффектная концепция.
Кеншин не сомневался в том, что сможет выполнить задание и, к счастью, это поняли и другие после того, что случилось с Накамурой. Видимо, он смог двигаться так, что глаз не мог уследить – в один момент он сидит рядом с Кацурой-саном, а в следующий уже держит лезвие у горла Накамуры. Это казалось Кеншину несколько нелепым – он никогда даже не пытался так двигаться, но… Хитен Мицуруги был известен именно своей божественной скоростью. Он не думал, что движение было настолько быстрым, что его нельзя увидеть глазом, но опять же, он никогда не видел этого сам. Мастер всегда сдерживался во время спаррингов.
Что же касается Накамуры, хвастливый самурай спешно покинул встречу.
Встреча завершилась поздно вечером, когда все планы были согласованы и приведены в действие. Они шли обратно к своей теперешней тайной квартире, когда Кацура-сан тихо спросил его:
– Твои раны в порядке?
Кеншин коротко кивнул, даже если поначалу был сбит с толку вопросом. Прошло шесть недель с новогодней трагедии. Конечно, его плечи все еще костенели, а пальцы болели… но этого было недостаточно, чтобы остановить его от обращения с мечом. Однако это был уже не первый раз, когда Кацура-сан задавал подобный вопрос. Это проблема? Он каким-то образом вызвал неудовольствие своего лидера?
Если это так, то Кацура-сан не показывал ни малейшего намека на это, ни языком тела, ни оттенком ки. Кеншин нахмурился, но оставил вопрос. В конце концов, если Кацура-сан не чувствует необходимости расспрашивать дальше, зачем ему это?
Дело в том, что он пока близко не был в том боевом состоянии, что раньше. За пять месяцев в сельской местности он соскользнул с пика формы, а проклятое обморожение лишило его мозолей. Он упражнялся и делал ката каждый день, пытаясь вернуть форму. Для этой работы… для войны ему нужно быть лучше всех, и неважно, как мало нравилось ему кендзюцу в эти дни.
Во время нескольких свободных часов, что у него были, он брался читать ее дневник, пытаясь отогнать ночные кошмары и повторяющиеся приступы возбуждения, которые постоянно угрожали разрушить ту спокойную нечувствительность, которую он выстроил вокруг себя после слияния с Кентой. Независимо от того, чем он занимался, иногда он сердился без видимой причины, или вспоминал что-нибудь о ней, а затем погружался в самоуничтожение и чувство вины. Несколько раз он посетил ее могилу, но это не помогло. Ничего не помогало. Он просто так тосковал по ней. Так сильно.