Совершенно озадаченному таким поворотом событий, Кеншину каким-то образом удалось проскользнуть через представление, а затем вписаться в легкий непринужденный разговор и обильный ужин, последовавший за этим. Кацура-сан и леди Икумацу, казалось, не обращали внимания на его неловкость и настойчиво пытались пригласить его в легкую беседу, независимо от того, как кратки были его ответы.
Что здесь происходит?
Не хотел ли Кацура-сан просто насладиться вечером со своей дамой? Но если это так, зачем он здесь? Конечно, во встречах такого рода его присутствия не требовалось? Кеншин отводил взгляд, чувствуя себя не в своей тарелке все больше и больше.
Они покончили с большей частью своего ужина, остались только несколько десертов и большое количество превосходного саке. Леди Икумацу достала трехструнный сямисэн и начала развлекать их приятной песней.
Почему-то наблюдение за леди Икумацу напомнило Кеншину о Томоэ. Они на самом деле не были похожи друг на друга. Томоэ была более естественной в своей красоте, более прохладной и собранной в выражении эмоций. Леди Икумацу была старше, свободнее и непринужденнее в своей роли, почти соблазнительна с ее легкими улыбками, понимающими взглядами. Как она наклоняла голову, демонстрируя свою шею или обнажая запястье – этого было достаточно, чтобы привлечь внимание. Но все ее изящество и утонченный маньеризм, манера держаться и говорить…
Просто как у Томоэ. Кеншин отвел глаза в сторону, пряча их за длинной челкой. Внезапное воспоминание было настолько сильным, что разорвало стену отчуждения, которую он выстроил вокруг себя, и сердце снова защемило. От нахлынувших эмоций стало трудно дышать.
Кеншин сделал глубокий вдох и медленно выдохнул. Это не помогло. Ничего не помогало, но он продолжал, пытаясь игнорировать музыку, пение, присутствия поблизости. Что-то нужно было сделать, чтобы рана в его сердце не открылась снова. Он так устал от боли. Он не хотел вспоминать сейчас, когда напился саке впервые за несколько месяцев, из вежливой необходимости, и когда Кацура-сан здесь, всего в нескольких шагах от него.
– Пожалуйста, дорогой Кидо-сан, вы не могли бы оставить нас наедине ненадолго? Я хотела бы обсудить с вашим другом деликатный вопрос. – Мелодичный голос довольно резко выдернул Кеншина из его размышлений.
– Конечно, если вы хотите, – позволил Кацура-сан и поднялся, подхватив меч.
Кеншин мгновенно напрягся, готовый подскочить, но Кацура-сан остановил его жестом руки.
– Нет, полагаю, я справлюсь сам. Пожалуйста, леди хочет поговорить с тобой.
– Но, но… – Кеншин был совершенно удивлен.
– Все хорошо, – улыбнулся Кацура-сан. – Я подожду внизу. Мы пойдем, когда вы закончите.
А потом Кацура-сан кивнул леди Икумацу и вышел.
Кеншин не имел ни малейшего представления о том, что происходит. Он просто телохранитель, а не кто-то важный… зачем леди Икумацу говорить с ним? И почему Кацура-сан оставил их наедине? Разве они не любовники? Эта ситуация так далеко выходила за пределы приличий, что это даже не смешно! Мурашки побежали по его спине, и он напрягся, внезапно почувствовав себя очень неуверенно. Было ощущение, что простое понимание того, что он наедине с леди ползло под его кожей, неприятно царапая стену, которую он выстроил вокруг себя, чтобы справиться со своим горем.
Наконец он нерешительно взглянул сквозь ресницы. Леди Икумацу сидела на коленях в сейдза, всего в нескольких футах от него, и выглядела задумчивой.
– Дорогой Кидо-сан сказал, что он собирается использовать имя Баттосая.
– О… – Кеншин застыл с открытым от удивления ртом. – Эээ… – Что? Это вовсе не то, что он предполагал. Он сухо сглотнул, изо всех сил стараясь собраться с мыслями, но в конце концов не смог выдать никакого содержательного ответа и просто кивнул.
Леди Икумацу улыбнулась.
– Вы определенно не то, что я ожидала! Но да, теперь я понимаю, что имел в виду дорогой Кидо-сан. – Она снова улыбнулась, в любопытстве склонив голову. Ее взгляд смягчился, но одновременно стал более внимательным. – Известность сложная вещь, Химура-сан. Думали ли вы о том, что для вас изменится, если ваше лицо станет известным?
– Да. – Кеншин сузил глаза.
– Хммм, может, и понимаете. – Леди Икумацу бросила на него острый взгляд. – Итак, вы осознаете, что скоро не сможете выйти на улицу, не опасаясь узнавания, и не сможете встречаться с новыми людьми и общаться с ними несмотря на предвзятое мнение о вас?
Она говорила правильные вещи, но Кеншин осознавал последствия. Он не глупец. Но дело в том, что на него всегда смотрели… и теперь это не вопрос для него.
Может, выражение его лица отразило его мысли, потому что она не стала ждать его ответа, прежде чем продолжить.
– Понятно. – Она нахмурилась. – Если схема, которую предлагает дорогой Кидо-сан, воплотится в жизнь, то Ишин Шиши постарается распространить слово о хитокири Баттосае далеко и широко. Это будут знать не только люди в столице, истории распространятся в провинциях, в сельскую местность, чтобы набрать людей, желающих бороться за общее дело. Каждый будет иметь возможность услышать о Баттосае. Что с ним будет позже, если известно, что у него есть особенности, которые невозможно скрыть?
Она говорила правильно, но…
Кеншин закрыл глаза и сжал руки в хакама. Глубоко дыша, он постарался собрать всю свою решимость.
– Сей недостойный знает обо всем об этом. Все это правда. Однако если внешний вид этого недостойного будет легко узнаваем, то, возможно, противники воспользуются шансом убежать.
– Итак, чтобы избежать ненужных смертей… это достойная мысль, – допустила леди Икумацу. – Но станет ли самурай отказываться от борьбы, превратившись в труса?
– Если угроза будет ясной, если сопротивление безнадежно… сей недостойный хотел бы, чтобы была такая возможность, – прошептал Кеншин.
– Химура-сан, – нахмурилась леди Икумацу, – вы понимаете, что большинство отрядов Бакуфу карают трусов смертью?
Эти слова ударили его глубоко, руша все его слабые надежды. Его глаза распахнулись от осознания. Он же слышал о таком приказе среди Шинсенгуми. Но что если этот отряд не единственный? Что тогда? Не были ли его неуверенные надежды несбыточной мечтой?
Нет.
Кеншин стиснул зубы и медленно выдохнул. Нет, это не невозможно. Он видел, как самые бесстрашные ронины бежали от его Мастера. Даже если большинство мечников в Киото самураи, а не бесхозные ронины, потерявшие честь… они просто люди. Когда они столкнутся с истинным ужасом, то все побегут, и никакое наказание их не остановит. В конце концов, они не обязаны возвращаться, они могут выбрать спасение и сбежать из Киото насовсем.
Да, даже ради такой маленькой надежды… я сделаю это. Не имеет значения, насколько трудными и хлопотными для него будут последствия, потому что…
– Даже если будет сохранена одна жизнь, этого достаточно.
Мертвая тишина была ему ответом. Затем, после некоторого молчания, леди Икумацу почтительно склонила голову.
– Тогда я попрошу дорогого Кидо-сана позволить это. Вы решили, и этого достаточно. А теперь… вы выглядите усталым, и я слышала, что вы недавно потеряли свою жену.
Кеншин посмотрел в сторону. Он не хотел говорить об этом. Томоэ и все его воспоминания должны быть вместе. Они только его. Она не может подглядывать.
– Пожалуйста, Химура-сан. Горе делает ужасные вещи с людьми. Не стоит нести эту боль в одиночку, – успокаивающе бормотала леди Икумацу. – Возможно, если вы расскажете, вашему сердцу станет легче?
Гнев вспыхнул внутри него. Почему она настаивает? Почему не понимает намеков? Кеншин стиснул зубы, вдруг придя в ярость. Кровавый горячий гнев, тот же самый, что толкнул его в порочное безумие против Яминобу, зашевелился внутри. Его ки вспыхнула и начала расти, становясь такой острой, что могла повредить татами и хрупкие бумажные стены…
Нет!
Нет, я не могу!
Леди Икумацу это дама Кацуры-сана. Он не мог наброситься на нее… так что Кеншин стиснул руки в хакама с такой силой, что побелели костяшки пальцев, и попытался сдержать дыхание, только для того, чтобы прогнать свой гнев.