– Что, простите?
– Остановитесь! – завопила она, открыла дверь и увидела, как под машиной бежит земля.
Дэн перегнулся через нее, очень больно вцепившись в ее предплечье, а водителю скомандовал:
– Съезжайте на обочину!
Тот послушно вывернул руль и нажал на тормоза; вслед послышались разъяренные гудки.
– Больно!
Дэн ослабил хватку и сказал:
– Делай что хочешь. Я сдаюсь.
Кэт выбралась из машины. Дэн сидел и смотрел прямо перед собой, сложив руки, а водитель осторожно наблюдал за ним в зеркало заднего вида. Она тихо закрыла за собой дверь.
И тут же подумала, не сходит ли она с ума.
Ей казалось, что решение зависит только от нее. Всего один шажок через невидимую черту – и все, она на стороне ненормальных. Она могла бы лечь на землю в самом центре Сиднея и начать визжать и лягаться, мотая головой из стороны в сторону, как Мэдди, когда капризничает. В конце концов кто-нибудь вызовет «скорую», в нее воткнут иглу, и она погрузится в тяжелый сон без сновидений.
Такси тронулось с обочины так неторопливо и важно, что Кэт сразу поняла, как по-детски она повела себя.
Точно так же она когда-то дралась с сестрами. Волна ненависти должна была потащить ее за собой, поднять высоко-высоко и держать там, пока она не выкинет какой-нибудь фортель. Только после этого волна выплюнет ее, оставив маленькой и глупой.
В голове зазвучал строгий голос Максин: «Если не научишься сдерживать свой норов, Катриона, то дорого заплатишь за это! Ты заплатишь! Не я!»
Без сомнения, Дэн и таксист сейчас пересмеиваются и дружно качают головой над тем, какими неадекватными становятся женщины перед менструациями. Дэн будет извиняться за то, что ее нет на вечере, напьется и даже не вспомнит о ней, пока не начнет неуверенно ковыряться ключом в замке.
Или – вполне может быть – он найдет еще какую-нибудь женщину, с которой можно переспать. Что ж, его можно понять: жена не только не понимает его, но и с ней скучно, невыносимо скучно.
Из бара прямо к ее ногам тек оживленный поток хмельного рождественского шума.
– Паспорт есть, дорогуша? – спросил вышибала, который, казалось, еле держал на весу свой мощный торс и вот-вот мог свалиться, не выдержав веса своих мускулов.
– Мне так же нужен паспорт, как тебе – стероиды, – ответила она и гордо прошествовала в бар.
Мужчины… Да зачем они вообще нужны?
Умело работая локтями, она протиснулась к стойке и спросила бутылку шампанского.
– Сколько бокалов? – переспросила девушка.
Под взглядом ее круглых невинных глаз Кэт почувствовала себя общипанной старой вороной.
– Один, – бросила она. – Только один бокал.
Зажав под мышкой ведерко для льда и бутылку, она выбралась из бара на улицу. Вышибала даже не попытался ее остановить. Он был занят – проверял паспорта у хихикающих гостей лет тридцати с лишним.
Она пошла по Джордж-стрит в сторону набережной.
– С Рождеством! – Пьяные офисные труженики в дурацких бело-красных колпаках затанцевали вокруг нее.
Она шла дальше.
Почему все вокруг так по-идиотски счастливы?
Она миновала Оперу и дошла до самого Ботанического сада. Задрав повыше дизайнерскую юбку, за которую было заплачено двести долларов, она села на землю, скрестив ноги и опершись спиной о дерево. Наполняя бокал, она залила шампанским всю руку и юбку. «Ну, с Рождеством!»
По воде скользили расцвеченные огнями лодки, из которых доносились музыка, пение и крики слишком бурно веселившихся людей.
Если она сейчас выпьет всю эту бутылку, завтра у нее будет раскалываться голова и ей придется нелегко на консультации, которая намечена на утро. Хотя разговор с Энни вряд ли чем-то поможет. Завтра каждый будет рассказывать о своем детстве. На дом – при этих словах пухлые пальчики Энни нарисовали в воздухе большие кавычки – им было задано вспомнить, как их родители разрешали конфликты. «Мы рассмотрим модели, принятые в ваших семьях!» – с энтузиазмом воскликнула психолог.
Кэт очень хотелось рассказать знаменитую историю об одном вечере в семействе Кеттл, который случился в 1976 году. В скучно-счастливом детстве Дэна, скорее всего, не было ничего похожего. Она легко выиграет конкурс на самое психологически тяжелое детство.
Кэт, Джемма и Лин были одеты в одинаковые куртки с капюшонами и коричневые вельветовые штанишки. Вся улица пришла к ним во двор на вечер крекеров. Гремел фейерверк, и в его розоватом свете все лица казались какими-то таинственными. Дети жгли бенгальские огни, сыпавшие холодные серебристо-белые искры. Отец, лихо зажав сигарету в углу рта, без устали смешил всех мужчин, хохотавших громко, от души. Мать, в коротком зеленом платье с золотыми пуговицами, разносила тарелки с закуской – чернослив, обернутый беконом и заколотый зубочисткой. Тогда у нее еще были длинные волосы, золотисто-каштановый поток которых останавливался ровной прямой линией ниже попы.