— Что ж, если очухалась, тогда и поговорим, — сказал он, прищурившись.
Я же по сторонам огляделась. Хоть и темно тут было, а видно, что не привык княжич к роскоши. И лишнего ничего не было. Только душно стало еще больше, от того, что людей набилось, что дыхнуть нечем.
— Поговорим, княжич, да только, скажи, чтобы нас с тобой вдвоем оставили, а то и дышать здесь трудно.
На то он только застыл, не на долго, да уверенно спровадил всех почти, оставив при себе, разве что одного воя. Седого, почти как я, да только седина та не от дара была, а годами нажитая. В нем я опознала человека, что правду ото лжи отличить может.
— Велэй останется, — сказал княжич, — Так зачем пришла, да еще и по доброй воле, колдовка Кристиана?
А в голосе недоверия столько на издевки, что ими море залить можно от края до края. И смотрит настороженно, словно в горло брошусь ему, как зверь лютый. Озлило меня то, потому и окрысилсь:
— Разве не сказал тебе вой твой? Я свою жизнь, выменяла на жизнь людей в городе.
— Сказал. Да только то от тебя услышать хотел, — и на Велэя покосился.
Тот же кивнул, подтверждая, что правду говорю. Княжич на то хмыкнул.
— И в чем же служба твоя будет? — усмехнулся княжич, — Ты только учти, постель мне есть кому греть, и ты целого города не стоишь.
Я только привычно вздохнула, да подняла глаза ртутные в его серые вглядываясь.
— Ты княжич, не потому пошел в поход на Аллирию, что слышал, будто все войска наш князь к таххарийской границе стянул. Хоть о том своему отцу и доказывал. Тебя грызет, что он тебя еще юнцом считает, да ни во что не ставит совсем. Вот и решил ты доказать, чего стоит молодая кровь. Да только если так на север пойдешь, и славы тебе не будет, и голову сложишь.
Я вздохнула, слыша, как задышал часто.
— А если славы хочешь, да чтоб отец с твоим словом считаться стал, на юг иди. Там ты легко победы добьешься. Они тебе сами в руки падать станут, как яблоки спелые.
— Откуда ты то взяла? — спросил он.
— Видела я. Жизнь твоя и твоих людей зависит от того, послушаешь меня или нет.
С теми словами голову опустила и украдкой на Велэя глянула. Он же не кивнул княжичу, а сказал.
— Правду сказала, всю до слова, — сказал, и в голосе его я опознала второго, что надо мной хлопотал, когда сознание меня покинуло.
Княжич же задумчиво по колену забарабанил, словно и не зная, верить мне, или нет.
А потом крикнул так, что сжалась я вся.
— Альвар! Сюда иди.
Да когда Альвар этот в шатер вошел, я и похолодела вся. Так вроде обычным был. Невысокий, волосы коротко острижены русые, коренастый. Да только глаза его золотом светились, будто у зверя дикого. Я же поняла, что не вижу ни прошлого его, ни грядущего. Словно и нет этого человека совсем. Даже вперед подалась, стараясь разглядеть, то что видеть привыкла. Он же обернулся ко мне, застыл на миг, и губы в презрительной усмешке скривил, как помоями облил. Мне аж утереться захотелось.
— Так эта соплячка и есть та колдовка, что Ольвен привез?
Я на то даже обидеться хотела, да только чувствовала, что ему до обид моих дела не больше, чем до червя под землей ползущего. Потому и смолчала, обиду свою спрятав подальше.
— Соплячка, не соплячка, а теперь за нее ты отвечаешь головой.
Я ж услышала, как засопел он зло, почувствовала, как зыркнул на меня так, что если бы смог на месте всю испепелил. Но сказал другое:
— Как скажешь княжич, — и меня за руку цапнул так, что слезы из глаз брызнули, да потащил за собой из княжича шатра.
Я так и не поняла, чего так разозлился этот Альвар. Так и плелась, как на аркане за ним, под шуточки та хохот воев. Та только стоило ему рыкнуть на них, как притихли, да настороженно уже глядели. Меня в шатер втолкнул, бросив скупое «Сторожи!», да и ушел. Я же едва подалась за ним, как за спиной рык глухой послышался. От него похолодела вся, обернулась, да разглядела в полутьме два глаза янтарных, да пасть ощериную.
— Будет тебе, — сказала я, страх свой стараясь скрыть. — Не злись. Не пойду никуда.
Сама же по шатру прошла, на ногах негнущихся, да опустилась на тюфяк, прямо на земле расстеленный.
— Ты не думай, что бежать хотела, — заговорила я с темнотой, — Знаю, что назад дороги уже нет. Или думаешь, не заметила, как храмовник наш мне в след знак, обратную дорогу затворяющий, чертил? — вздохнула тяжко. — Ты не думай, что жалею. Просто тоскно мне, да млосно.
На то зверь рыкнул глухо. Я же глаза прикрыла, в колени поджатые головой уткнувшись. Знала, что по моему слову Дайко все сделает. Не посмеет от колдовкиных слов отмахнутся, да и так… и матери будет, где оплакать меня. И Ливке. И Лидко, когда вернется. А больше, наверное, и не вспомнит о Крысе Седой никто.
Альвар вернулся, когда я уже задремать успела.
— На, ешь, — сказал, плошку с кашей из ячменя толченого протягивая.
Я же взяла молча. Пресная была. Масла бы к ней, или сала с луком, но ела, зная, что не будет никому дела до слов моих. Когда ж опустела она, сторож мой забрал молча, даже на мое «Спасибо!» не оглянулся, и опять ушел. Правда, на этот раз скоро вернулся. Принес мне шкуру овчинную, на тюфяк бросил, да скомандовал, чтоб спать ложилась. Сам же просто на земле устроился.
Я ж не спорила. Сжалась, под шкурой, слишком для меня короткой, да в сон провалилась.
А снился мне Лидко мой. Сидел у костра с алларийскими воями, смеялся, песни пел. А я смотрела, пошевелиться не могла, только всхлипывала тихонько, глаз не в силах оторвать. Старалась каждую черточку на лице запомнить. И все дрожала, толи от холода, толи от слабости.
Поутру когда глаза открыла, сначала подумала, что привиделось мне, что к волчьему боку прижимаюсь, за серую шерсть цепляясь. А поняв, поднялась, по голове погладила уверенно:
— Пожалел меня? И на том спасибо.
Мне на то только рыкнули тихо.
Глава 6
Военный совет долго проходил. Одни говорили, что есть в моих словах истина, другие, что колдовка от города своего просто отвадить захотела, а потому и веры мне нет.
Я же знала, что по моему слову будет. Княжич уже сам решил так. А воевод слушает, скорее чтобы не сомневались, что слово их для молодого княжича важно.
Вечером второго дня меня в шатер княжича привели.
— Что ж, колдовка, решил я, что на юг пойдем. — сказал княжич. — А тебя позвал, чтоб сказать, если удумала чего, тебя же и заставлю ответ держать.
На то я только плечами пожала.
— Не боишься? — подался он вперед.
— Чего боятся? Я знаю, что говорю, княжич, и от слов своих не отказываюсь.
На то он только выровнялся и велел меня увести.
А на выходе столкнулась я с девкой княжича. Она как раз входила, когда меня Альвар, в спину подталкивая, выводил. Хороша, что сказать. Высокая, что мне голову задрать пришлось, косы и глаза черные, а кожа белая, рот алый пухлый, нос маленький. В мужские одежды одета, да с ножом длинным охотничьим на поясе. Хороша. Да только мне эта красота лихой показалась. И чудилось, что от нее кровью тянет.
— Это еще кто? — спросила она красивым грудным голосом, а в глазах злой огонек зажегся.
— У княжича Сельфа спросишь, Вельвена. — сказал Альвар спокойно, я же на то только зубами скрипнула.
Может же, как человек нормальный говорить, чего тогда на меня зверем рычит?
— Спрошу, Альвар, не сомневайся. — зашипела на то полюбовница княжичева и в шатре и скрылась.