— А почему «была»? Куда же она делась? — облизнувшись, спросил Корнелий Косс.
— Была — потому что теперь ее нет, она состарилась, — просто разъяснил Цезоний.
— А вот одна из моих женщин любила, когда ее атаковали сзади, — поведал Цестий Галл, не довольный утратой центральной роли.
— И Требоний так любит! — донеслось с нижнего ложа.
— Пусть приходит, я ему устрою праздник любви, — сказал Цезоний под хохот всей компании.
— Нет, я не о том, я имел в виду, что он девушек так любит…
— Смотри, как бы тебя самого здесь не полюбили, если не прекратишь вмешиваться в ученую беседу цивилизованных людей! — прикрикнул на молодого недотепу Косс.
— Друзья, как все-таки далеко позади мы оставили хваленых предков, — заметил Пизон. — Мой дед общался с женой всегда одним и тем же способом — рабы рассказывали, поскольку они подсматривали за моей бабулькой, премилой девчушкой в то время. Какой примитив, согласитесь! Правда, при этом он произвел на свет нескольких консулов — гордость Отечества, но это безделица… Да что там предки! Мы обогнали саму природу. Мы открыли столько новых способов цивилизованного полового общения, а залогом рождения до сих пор остается один, самый тривиальный, страшно сказать, простонародный! Но когда-нибудь боги подправят нашу физическую природу, чтобы она была под стать нравам. Только представьте, какие это сулит перспективы! Вот, к примеру, наш блистательный Цезоний сейчас успешно закончит свое благородное дело, и, поперхнувшись, эта девчушка родит ему соответствующего акту отпрыска. Кто у них получится: сын, дочь или нечто третье? А потом не раз упомянутый здесь Требоний, вдохновленный винными парами, в эстетическом позыве проведет тыловую операцию по укрощению какой-нибудь из ваших дочерей, и на свет явится замечательный продукт этой любви. Догадайтесь, каково будет его лицо! Ну а далее папаша девицы отомстит обидчику по-современному и получит сынулю от самого Требония. Вот тогда, когда все наши вкусы и желания материализуются в облике общества, мы и увидим свой истинный портрет!
— Пизон, возможно, ты изрек нечто умное и даже поучительное, но говорил слишком долго, — отреагировал Цестий Галл. — Такие длинные, занудные речи ныне не усваиваются. А потому, друзья, вернемся к светской беседе и достойным высшего общества наслаждениям. Ты же, Пизон, если не можешь девушку, пей вино!
Тиберия бесили разглагольствования этой публики, но и высказывание Пизона вызвало раздражение. Он исподлобья наблюдал за оголенной распорядительницей и люто ненавидел ее, потому что ему казалось, будто она являлась героиней всех излагаемых здесь историй, будто все гнусности, которыми похвалялись объевшиеся и опившиеся самодовольные мужчины, проделывались именно с нею. А слова Пизона требовали от него вовсе игнорировать доступную красотку и отвести от нее взгляд, однако этого он сделать не мог. Все подавляемые им в течение многих десятилетий желания вырвались из подполья души и устроили бунт. Его разум охватил мятеж, тело содрогалось от шквала агрессивных страстей.
А распорядительница, очаровательное талантливое существо без свободного имени, по-прежнему бдительно следила за всем происходящим и управляла служанками, указывая им, кому из гостей поднести то или иное блюдо, кого поцеловать или погладить, а кому показать что-либо занимательное. Лишь одного не видел этот полководец застольной оргии: красавица упорно не замечала пристального внимания грозного принцепса. Его взгляд пронзал ее тело, обдавал его пламенем, пожирал, ласкал, облизывал, просил, требовал и умолял, а она ничего не хотела видеть и дарила свою красоту всем поровну, открываясь в танце любопытным взорам гостей. Впрочем, некоторым опытным сладострастникам более соблазнительными казались фигуристые девицы из кордебалета, особенно потому, что в той ситуации они были доступнее. Но Тиберия интересовала лишь прима. В силу своего нрава, всегдашней концентрации на высшей цели, он не мог зажечься страстью к особе второго плана. Поэтому Тиберий продолжал охотиться взглядом за вожделенной добычей. И вот в какой-то момент грациозная лань не успела отвести глаза в сторону, и в них вонзился голодный волчий взгляд. Она вздрогнула и замерла, а потом, подчиняясь повелительному взору, подошла к торжествующему победителю.
Тиберий рванул ее к себе и опрокинул на ложе. В тот же миг он погрузил в ее уста глубокий поцелуй. Оказавшись в результате стремительного броска на спине, она невольно раскинула ноги. Соседи немедленно отреагировали торжествующим ревом, а кто-то даже запустил руку в разверзшееся ущелье.