— Ты понял?
— Понял. Я давно понял то, чего не понимаешь ты, — нехотя отозвался сын.
— Что же? — удивился отец.
— Народ не любит тебя за твою надменность и презрение к людям. Зная, как ты брезгуешь их чувствами, они не поверили и в мою искренность.
— Ты не политик, — угрюмо и почти с отвращением сказал Тиберий. — Ты должен думать не о том, как бы изловчиться в диалоге, чтобы уйти от ответа, свалив вину на другого, а о своем пути к победе, искать средства, а не оправдания.
Молва и в самом деле возложила ответственность за неприглядное происшествие на принцепса. Прежде всего, плебс был обижен тем, что сам Тиберий не изволил отведать их развлечения. «Он побоялся сравнения с Августом, который всегда выглядел снисходительным и благожелательным», — говорили на форуме. «Он знал, что при виде крови выкажет свою природную свирепость, перед всеми откроет грязную душу», — заявляли другие. «Это все так, — соглашались третьи, — но, кроме того, он не явился в цирк, чтобы предоставить сыну возможность продемонстрировать дурной нрав и заслужить неприязнь народа. Ведь он боится Друза так же, как и Германика! Тиран в каждом видит соперника, потому и жаждет всех очернить!»
В ответ на эти речи, достигающие и палатинских высот, Тиберий сказал Друзу, хотя у него пропало желание с ним разговаривать, что он добьется уважения порядочных людей делами, а не словами и лицемерием.
И он пытался действовать. Много жалоб раздавалось в адрес судов. Судопроизводство деградировало еще в прошлом веке, несмотря на развитие теоретических основ права, придания ему философской основы на базе стоицизма. Упадок судопроизводства как государственной меры по защите справедливости и порядка в обществе был вызван изменением морального окраса граждан. Трансформация личностных приоритетов произошла вследствие перехода от качественных оценок в общественном регулировании к, преимущественно, количественным. Деньги же, как универсальное воплощение количественных оценок, проникали во все области взаимоотношений людей и заменяли собою естественные межличностные связи. Применительно к судопроизводству это проявилось в том, что, по выражению Цицерона, судьи превратились в соучастников преступлений, требующих свою долю награбленного. А в результате, как сказал еще раньше Катон Старший, мелкие воры сидели в тюрьме, а крупные ходили в золоте и парче. При Августе этот процесс несколько упорядочился под его зорким оком, и в «золоте и парче» щеголяли те, кого хотел видеть таковыми принцепс. Но коррупция по-прежнему процветала под всеобщим покровом лицемерия режима принципата, как огромная вонючая раффлезия — в густых зарослях джунглей. Тиберий не был новатором, да и трудно было изобрести в тех условиях новацию, способную оздоровить смертельно больное общество. Поэтому он просто пытался заставить работать законы, личным контролем ограничивая произвол людей.
Тиберий приходил на судебные процессы и садился в углу или напротив претора. Обычно он молчал, но чутко следил за происходящим. Когда проницательность подсказывала ему, что в дело встревают посторонние силы в виде чьих-то корыстных интересов, он поднимал взор на претора и гипнотизировал его требовательным взглядом. Если молчаливого призыва к справедливости оказывалось недостаточно, Тиберий вставал и произносил нравоучительную речь в духе суровой старины. Он говорил о величии римского государства, о святости прав граждан, сформированных длительной историей борьбы, страданий и побед, и о высоком назначении суда как органа, охраняющего моральные устои общества и основополагающие завоевания римского народа. «Наши законы, — говорил он, — позволили нам стать такими, какие мы есть. Наши законы оказались лучшими во всем земном круге, благодаря чему мы теперь господствуем над миром. Если же мы утратим способность следовать своим законам, мы утратим, все, мы потеряем государство, друзей и самих себя».
При этом Тиберий не затрагивал темы конкретного процесса, не вмешивался в рассмотрение дела. Сам он нисколько не нарушал закон. Зато он вмешивался в людские души и производил на них хирургическую операцию, вживляя им гордость свободных римских граждан. В подобном духе Тиберий выступал ровно столько, сколько требовалось для того, чтобы заставить золото отступить. Потом он замолкал и как бы впадал в прострацию, отрешаясь от всего земного.
Благодаря активному контролю принцепса на многих судебных процессах справедливость посрамила коррупцию. Однако пострадавшее богатство инициировало давнюю априорную ненависть плебса к Тиберию. И в народе пошли толки о том, что, защищая справедливость, принцепс ущемляет свободу. «Тиберий даже добрые дела творит отвратительным образом, — ворчал Форум. — Он нарушает свободное волеизлияние судей и тем самым ущемляет исконное право граждан. О злодей! О тиран!» О том, что без вмешательства Тиберия «свободного волеизлияния» судей лишают взятки преступников, толпу никто не надоумил, так как это было невыгодно господствующим в обществе «ворам в золоте и парче». Поэтому в ущемлении свободы упрекали только Тиберия, но не преступные деньги, идущие на покрытие преступлений.