— Пизон? — удивился своему прозрению Тиберий.
— Ну, наконец-то! А его жена, Планцина, между прочим, будет достойной соперницей Агриппине.
— Да-да, я вижу, что ты не прощаешь обидчиков и готовишь месть Пизонам за их преследование твоей Ургулании.
— Это само собой. Но первоочередной задачей является разрушение клана Пизонов и нейтрализация Германика.
— Да, Гней Пизон не станет марионеткой в руках Германика. Благодаря ему мы сохраним за собою ядро Азии. Если же, наоборот, Пизон начнет одолевать Германика, тогда мы поддержим народного любимца. В любом случае у нас будет возможность вмешаться в их дела… Мудро придумано. Должен отметить, что неспроста ты зовешься Августой.
— Вспомни же, кто твоя мать, и впредь не забывай этого! — наставительно изрекла Августа и гордо удалилась.
Тиберий передернулся от приступа неприязни, но идею строптивой матери реализовал, и Гней Пизон, естественно, по велению сената в качестве проконсула отправился в Сирию.
Между тем земля Азии, словно протестуя против дурных помыслов людей, содрогнулась от природного катаклизма. Мощное землетрясение разрушило двенадцать городов Малой Азии и погубило множество людей. Бедствие случилось ночью, поэтому застало жителей врасплох. Те, кто успел избежать гибели под обломками своих жилищ, находили еще более страшную смерть, проваливаясь в бездонные расщелины разверзающейся земли, из которых, вдобавок, еще вырывалось пламя. В ту ночь обрушились не только городские постройки, возведенные людьми, но и горы, созданные природой, а прежде спокойные равнины встали на дыбы и воздвигли крутые утесы.
Рим огласился плачем посольств пострадавших народов. Тиберий отнесся с сочувствием к их беде и предложил в сенате меры помощи жертвам землетрясения. Столичные богачи с поддельным воодушевлением одобрили щедрость принцепса. Города, потерпевшие наибольший ущерб, получили из государственной казны по десять миллионов сестерциев и освобождение от налогов на пять лет. Размеры помощи другим поселениям было решено определить на месте, для чего в Малую Азию отправился представитель сената преторского ранга. Экономически окрепшее государство могло позволить себе быть щедрым к нуждающимся гражданам. Правда, столица роптала, сожалея о вбуханных в восстановление провинции деньгах, на которые можно было бы не раз организовать превосходную резню в амфитеатре или пополнить закрома страдающих от нехватки лишних миллионов олигархов. Однако в открытую упрекнуть за это принцепса молва не посмела, поэтому привычным образом обвиняла его в надменности, подчинении матери, происках против Германика, а также в ущемлении свободы, гонении инакомыслящих, тирании. В общем, использовалась вся та идеологическая щелочь «лжи, рожденной от правды», по выражению Сенеки, которая применялась во все века для разжижения народного характера и загрязнения моральной атмосферы общества.
Но Тиберий старался не слушать молву, а руководствоваться своими принципами. Так, игнорируя прикрепленный к его имени ярлык скряги и корыстолюбца, он отказался от нескольких наследств. Со времен проскрипций у сильных мира сего вошло в обычай присваивать имущество испустивших дух богачей под любыми поводами. Многие аристократы сами вписывали принцепсов в число наследников, чтобы расположить их к своим родственникам. В тот год Тиберию выпал случай пополнить императорскую казну несколькими наследствами, оставшимися как бы бесхозными. Однако он провел расследование, разыскал родственников умерших и передал эти наследства им. При этом он поставил себе в заслугу, что поддержал знатные фамилии и хороших людей.
Но в то же время Тиберий изгнал из сената пятерых разорившихся распутников, чем вновь вызвал недоумение сограждан. «Почему он одним помогает, а к другим тиранически жесток?» — ломали голову и простолюдины, и аристократы, но разгадать сей ребус не могли, что еще более усугубляло их неприязнь к странному правителю.
Сенат отблагодарил принцепса за добрые поступки очередным судебным процессом по статье об оскорблении величия. Некий языкастый сенатор решил ускорить свою карьеру и сделал донос на Аппулею, внучку сестры Августа. По его словам, эта высокородная особа грязнейшим образом поносила Тиберия, его мать и самого Августа. Он, конечно же, на радость всей сенатской ватаге со смаком поведал, как именно глумилась обвиняемая над принцепсом и Августой. Тиберий в который раз в подобной ситуации кусал губы и таращил невидящий взгляд в пол. А в завершение блистательно похабного спича обвинитель сообщил, что Аппулея позорила римское достоинство не только словом, но и телом. Далее он вознамерился оповестить высокое собрание о деталях этого процесса, чем вызвал неподдельный интерес Курии, но красный от унизительных переживаний Тиберий перебил его и сказал, что прелюбодеяние должно расследоваться установленным порядком по закону Августа и к оскорблению величия отношения не имеет. Докладчик умолк, и постельные победы Аппулеи остались невоспетыми. Используя паузу, Тиберий высказал свое мнение по рассматриваемому делу.