Когда Тиберий впервые услышал о смерти Германика, он поспешил к матери. Та не удивилась столь редкостному в последние годы событию, как визит царствующего сына, и, поднявшись ему навстречу, спокойно сказала:
— Вижу, мой Тиберий, что ты уже все знаешь.
Обо всех окологосударственных новостях она узнавала раньше, чем он.
— Мужайся! Свершилась беда, — заговорила она теми же словами, какими встретила его после смерти Августа, — но нам не следует унывать. Многие великие отцы теряли сыновей. Однако жизнь продолжалась. Может быть, боги будут к нам милостивы, и Ливилла порадует нас новым потомством.
Тиберий пытливо заглянул в ее глаза и, как обычно, ничего не увидел. В этих двух бездонных колодцах утонуло немало страшных тайн. Одной больше, одной меньше — не разглядишь.
Выслушав еще несколько каменно-мертвенных фраз Августы, он возвратился к себе в кабинет, так ничего и не поняв. Несомненным было одно — Августа радовалась происшедшему. Зато сам Тиберий теперь боялся показываться на глаза людям. Он чувствовал себя, как человек, которого застукали наедине с трупом. В такой ситуации никакие слова, никакие оправдания не заставят свидетелей забыть то, что узрели их глаза. Тиберию казалось, что все сверлят его испытующими взорами. В лицах окружающих ему виделись упреки и обвинения. «Мы всегда знали, что ты самый гнусный преступник на свете, и вот теперь тайное стало явным! — говорили эти экспрессивные физиономии. — Ты на весь мир заявил о своей порочности!» Их взгляды проклинали его, бросали в него камни, язвили душу отравленными стрелами! Эти взгляды были подобны плевкам! «Знай же, тиран, что физическая смерть Германика стала твоей нравственной гибелью!» — постоянно звучал у него в мозгу непроизнесенный вслух приговор его подданных.
Но, как бы он ни прятался от людей, от одного человека ему укрыться было никак не возможно. И встреча именно с этим человеком грозила Тиберию наибольшими душевными муками. В сложившейся ситуации ему вменялось в обязанность нанести визит невестке, вдове его брата Друза и матери Германика.
Антония была единственной женщиной, которую Тиберий уважал наряду с матерью. Но, в отличие от Августы, Антония представлялась ему чистым и светлым существом. Он не только ценил ее за конкретные достоинства, но и симпатизировал ей как человеку. Она рано овдовела, однако всю жизнь хранила верность Друзу. Тиберий уговаривал ее выйти замуж во второй раз и вернуться к полноценной жизни, но Антония отказалась и вот уже почти тридцать лет жила, как девственная весталка, все еще скорбя по мужу. Чего стоили заявления развратной Юлии о том, что женщина по самой своей природе является блудливым животным, когда рядом с нею была Антония, которая, помимо прочего, превосходила дочку Августа еще и красотой! Тиберий даже признавался Антонии, что завидует покойному брату. «Я бы согласился умереть, если бы меня кто-нибудь так любил и помнил», — говорил он. А про себя думал: «Лучше быть мертвым, да любимым, чем живым, и всем ненавистным». Несколько детей Антонии умерли в младенчестве. Удалось вырастить троих. Старшим сыном был Германик, дочь Ливилла сначала была отдана за Гая Цезаря, племянника Августа, а после его смерти стала женою Друза, сына Тиберия, младшего сына Антонии звали просто по фамилии Клавдием. Он уродился странным, считался слабоумным, хотя в некоторых делах вел себя весьма разумно. Гордая Антония его не любила и считала позором семьи. «Природа его начала и не кончила», — презрительно отзывалась она о младшем сыне, не подозревая, что ему доведется стать монархом, да еще божественным, как Август: столь стремительно катилось римское общество к карикатуре на цивилизацию. Вообще, насмешница судьба устроила так, что несчастная при жизни Антония была посмертно вознаграждена в потомстве. Римскими правителями стали ее сын, внук и правнук. Но этот, будто бы счастливый для нее расклад оказался крайне несчастливым для Рима и явился римским позором на все времена.
Несмотря на то, что Антонии доложили о визите принцепса, она не вышла к нему навстречу, как делала это обычно. Но Тиберий не был в обиде, сейчас он простил бы ей даже серьезные прегрешения, столь сильно страшила его эта встреча. Служанка провела его через пустой угрюмый атрий в женские покои. Антония сидела на жестком стуле у маленького столика, который сейчас назвали бы журнальным, и лишь подняла навстречу гостю взор. Тиберий остановился у порога и с волнением смотрел в ее глаза. Она словно ухватила его за этот взгляд и долго не отпускала.