Выбрать главу

Триумф поражал своим великолепием. Ведь это был не просто триумф, а триумф тройной. Октавиан праздновал победу в войне в Далмации на востоке Адриатики, в которой он участвовал лично и «даже был ранен: в одном бою камень попал ему в правое колено, а в другом он повредил голень и обе руки при обвале моста».{38} Следующим, и главным по существу, было празднование победы над Марком Антонием при Акциуме. Эта победа решила спор, кому быть единовластным повелителем Римской державы. Наконец, третьей победой было подчинение Риму Египта, последнего эллинистического царства, последнего обломка великой державы Александра Македонского.

Тройной триумф и праздновался три дня. Дабы подчеркнуть его немеркнущее для Рима значение Октавиан по завершении празднеств торжественно закрыл двери храма Януса Квирина в знак наступившего мира на суше и на море. Об этом событии, уже будучи глубоким старцем — на семьдесят шестом году своей жизни, император Август с гордостью написал, подчеркнув, что запер двери храма «Януса Квирина, которые наши предки желали запирать, когда повсюду, где властвует римский народ, на суше и на море, будет рожденный победами мир, в то время как прежде, чем я родился, только дважды он был заперт, как рассказывается».{39} И еще дважды на протяжении своего сорокачетырехлетнего правления Август закрывал двери храма Януса, дабы все запомнили, что он даровал Риму больше мира, чем семь с лишним столетий предшествовавшей истории.

Наивосторженнейшее описание этого триумфа и его значения для римлян оставил Веллей Патеркул. «Невозможно достойным образом передать даже в труде нормальных размеров, не говоря уже об этом, столь урезанном, каким было скопление народа, каким одобрением людей различного положения и возраста был встречен Цезарь (Октавиан — И.К.), вернувшийся в Италию, а потом в Рим, и столь великолепны были его триумфы и зрелища! Нет ничего такого, что люди могли бы вымолить у богов, а боги могли бы предоставить людям, ничего из того, что можно было бы пожелать, и того, что завершалось бы счастьем, чего Август (новое имя Октавиана с 27 г. до Р.Х. — И.К.) по возвращении в Рим не предоставил государству, римскому народу и всему миру. По происшествии двадцати лет были завершены гражданские войны и похоронены внешние, восстановлен мир, повсеместно усыплен страх перед оружием, законам возвращена сила, судам — их авторитет, сенату — величие, магистрам — власть и старинный порядок полномочий (только лишь к восьми преторам добавлены еще два). Была восстановлена старинная и древняя государственная форма и вернулись на поля земледелие, к святыням — почет, к людям — безопасность и к каждому — надежное владение собственностью, с пользой направлены законы, целесообразно дополнены новые…»{40}

И все это было обеспечено единовластием в Риме Гая Юлия Цезаря Октавиана, принявшего вскоре имя императора Августа.

Такой потрясающий тройной триумф, конечно же, запомнился римлянам надолго. Особо же он должен был запомниться нашему герою. Подростки вообще замечательно впечатлительны, а тут такое грандиозное событие, и он, Тиберий, его участник! Он сопровождает триумфальную колесницу великого человека, сокрушившего всех своих врагов и даровавшего мир римскому народу и невиданное величие Римской державе. И не мог он в те памятные дни не мечтать о собственном триумфе, когда, сокрушив врагов Рима, он также вступит в Рим на триумфальной колеснице!

Оснований для подобных мечтаний у Тиберия было предостаточно. Торжественное закрытие дверей храма Януса Квирина вовсе не означало на деле прекращения войн. Римская империя, пришедшая под властью второго Цезаря на смену ушедшей в небытие республике, была не более миролюбива, нежели ее предшественница. Да и соседи ее, и иные народы, не по своей воле в состав Римской державы включенные, частенько готовы были взяться за оружие. Потому военная стезя для пасынка Августа была делом неизбежным. И вот, на шестнадцатом году жизни юный Тиберий отправляется по воле Августа и, мы можем быть уверены в этом, по горячему собственному желанию, на свою первую войну. С древнейших времен повелось, что римлянин мог находиться на военной службе около полувека — с шестнадцати лет и до шестидесяти пяти, если, конечно, доживал до этого почтенного возраста. Тиберий стал военным, как и полагалось истинному сыну римского народа.