– По старой рыцарской традиции я обязан сделать вызов на бой, – кричит он Герману, – вот вам моё слово:
В ответ Герман атакует. Шпаги начинают свой разговор вполне непринуждённо:
– Дзинь, дзинь, дзинь, жих-х-х!
Но быстро достичь взаимопонимания не удаётся, и клинки переходят на повышенный тон:
– Бом, бом, бом, вух-х-х!
Поодаль от дома стоит Карл-Мария Вилигут и наблюдает. У старика прекрасный обзор – ему видны две сражающиеся на террасе фигуры, но он поглядывает на них лишь мельком, в основном же – любуется делом рук своих – весь первый этаж виллы охвачен языками пламени, а кое-где огненная стихия добралась и до второго этажа.
Между тем, шпаги бойцов решают оставить дипломатическую риторику и переходят к неприкрытым угрозам вперемешку с шантажом. Результат подобного диалога не заставляет себя долго ждать, и стороны получают по нескольку порезов. Ледяные глаза Гильшера постепенно теплеют от страха, Герман же остаётся хладнокровен. Ведь то, что происходит здесь и сейчас –лишь осуществление его детской мечты. Сколько раз мальчишкой он представлял, как бьётся на шпагах со злодеем. Того безликого и неявного злодея он не боялся в детстве, и уж тем более не собирается пугаться сейчас, когда образ обрёл форму. Другое дело – трезвый расчёт, который показывает, что его собственная физическая форма – хуже некуда: прошло от силы десять минут схватки, а рука уже еле держит оружие. Стоит ещё пару раз сойтись с противником, и сил отразить очередной удар не останется.
«Пора заканчивать рыцарский турнир. Прежний владелец виллы сгорел, так пусть же и нынешнего постигнет подобная участь» – рассудив так, Герман сошёлся с Гильшером грудь в грудь, а затем, воспользовавшись своим превосходством в массе тела, пихнул противника через распахнутую дверь внутрь дома. Вышло как нельзя лучше – такого эффекта Герман даже не ожидал: прогоревший снизу пол проломился, и доктор Гильшер канул в огненную бездну.
Победа не вызвала в душе ни радости, ни торжества, ни даже облегчения. Всё придёт потом, сейчас же для чувств просто не осталось сил. Крыжановский отбросил ненужную больше шпагу, выдернул из каменной пасти тяжёлый диск Вселенской Черепахи и сунул за пояс. Мягкий грунт спружинил под ногами, когда победитель, спрыгнул с террасы.
– Будет вам, пойдёмте, – позвал он ликующего сверх меры Вилигута, но тот двинулся с места не сразу, а ещё некоторое время грозил кулаком пожарищу и выкрикивал проклятия. Тем временем Герман отыскал тело Радзивилла и попытался подтащить его к автомобилю.
– Бросьте, вы ему уже ничем не поможете, – закудахтал подоспевший Вилигут. – У нас и так полный кузов мертвецов. Нужно ехать, с пожарной вышки в городе уже давно заметили огонь и скоро здесь будут гости.
– Вы плохо знаете русских, – отмахнулся Герман. – Мы своих на поле боя не бросаем.
– Поляков он знает не лучше, – чуть слышно молвил Януш Радзивилл. – А мы знамениты тем, что у нас очень крепкие черепа.
Старик, припёртый к стене столь весомым аргументом, немедленно отказался от своих заблуждений и даже помог затаскивать раненого в салон, а затем ещё и выгружать из багажника трупы.
– Вот теперь вопрос Унгефуха насчёт того, кому быть живу, а кому нет, решён окончательно, – удовлетворённо резюмировал Герман, когда автомобиль на большой скорости покидал территорию нехорошей виллы.
Увы, профессор сильно ошибался, полагая, что оставил позади только мёртвых – Эрнст Шеффер больше не обнимал каменного крокодила, а лежал рядом, жалобно постанывая. С обратной стороны дома жизнь и вовсе била ключом – там, пытаясь погасить пылающую одежду, катался по траве Фридрих Гильшер. При этом мысли человека с ледяным взором были не о своей боли, а о Германе Крыжановском:
«Теперь мы квиты! Я обрушил на тебя лёд, ты выжил и отплатил мне, низвергнув в пламя. Но игра не окончена, следующий ход – мой!»
Эпилог
10 декабря 1939 года. Тибет, 340 километров к юго-западу от Лхасы.
– Как вы думаете, лейтенант, до Рождества успеем? – говорящий выглядит так, словно собрался на светский раут – лицо чисто выбрито, а маленькие «баронские» усики аккуратно подстрижены. На человеке военная фуражка, а в распахнутом вороте тёплой куртки видны петлицы подполковника армии США.
132
Процитироавна «Песнь о Хильдебранте» – древнейший памятник германской героической поэзии, являющийся также важнейшим текстом Ирминизма.