- Решим так, - окончил размышлять офицер. - Поскольку вы - лица гражданские, значит, нуждаетесь в защите - горы, знаете ли, представляют определенную опасность - а потому с вами пойдет джамадар.
Шеффер облегченно вздохнул и согласился - видимо, посчитал приставного шпика малой ценой за позволение продолжать путь.
Джамадар оказался темнолицым человеком средних лет с серьгой в ухе, вооруженным длинной винтовкой «ли-энфилд». Он без всякой охоты воспринял поручение начальника, но, делать нечего - кряхтя, полез в кузов.
Шеффер собрался последовать примеру индуса и уже прыгнул на борт, собираясь подтянуться и влезть, но снизу позвала Ева:
- Эрнст, сядьте в кабину, я хочу в кузов, оттуда можно лучше любоваться прославленными Гималаями: кажется, они, вопреки заверениям господина Каранихи, сегодня прекрасны.
Ева, не воспользовавшись протянутыми мужскими руками, взлетела в кузов. Шеффер хлопнул дверью кабины, и грузовик покатил прочь.
Скоро дорога стала ужасной: машина, словно живая, рычала на ухабах и испуганно вскрикивала, повисая одним колесом над пропастью. Естественно, перечисленное отнюдь не прибавляло скорости и потому от экспедиции не отставало привязавшееся у британского поста стадо бородатых обезьян. Глядя на них, Герман вспомнил, что тибетцы, задолго до сэра Чарльза Дарвина, приметили сходство человека и приматов и полагают, будто сами они произошли от союза богини и обезьяны, при этом, правда, европейцев считают родственниками птиц. Справедливо. По крайней мере, глядя на распахнутые долины позади, Крыжановский чувствует себя гордым повелителем небес - орлом. А дорога ведет их все выше и выше.
Чернолицый джамадар вытягивает руку вперед и кричит - Нату-ла!
Впрочем, и без него видно, как теряется меж далекими вершинами узкая грунтовая дорога. Скалы вокруг монументальны. При взгляде на них представляются глубокие корни, иззмеившие земные недра. В громоздких силуэтах гор проступают образы древних скандинавских героев. Местная природа настраивает на эпичность.
Каранихи, с его тонкой восточной натурой, пустился в долгий интересный сказ о здешних богах. Слушают даже эсесовцы.
Словно стараясь лишить путников радости, сопровождающий индус-полицейский повернул к ним раздраженную физиономию и заворчал.
- Что говорит наш цыган? - поинтересовался Краузе.
Каранихи не стал переводить, сделав вид, что не слышит, продолжил увлекательное повествование.
- Джамадар говорит, что тридцать лет назад тут проходили англичане, - вздохнув, сказал Герман. - Зашли в Тибет, вволю пограбили, понасиловали и вернулись.
- А зачем? - глупо спросил Краузе, даже Беггер хмыкнул.
Герман пожал плечами, но ничего не ответил. Новая история Тибета, так уж вышло, кроме того, что мало его занимала, еще была крайне путана и туманна. И Китай, и царская Россия, и Англия - все они в свое время прощупывали на прочность Тибет - отсталую высокогорную страну с бессильной почвой и бедными недрами.
За автомобилем по-прежнему неотступно следовала стайка несуразных обезьян. Фройляйн Ева развлекалась тем, что кидала им из собственного рюкзака сухари. Рядом возмущался Бруно Беггер, уговаривая девушку не растрачивать зря припасы и не привлекать надоедливых животных. Из его причитаний следовало, что германская антропология отрицает эволюционную гипотезу Дарвина. В качестве основного аргумента ученый приводил утверждение Адольфа Гитлера о том, что немцы происходят не от обезьян, а сразу от древних греков. Фройляйн, впрочем, нисколько не прислушивалась к столь весомым доводам, а продолжала скармливать животным высушенный хлеб. Более того, когда собственный запас кончился, она обратилась за дополнительной порцией к Крыжановскому.
- Ну вот, - грустно сказал Каранихи. - Теперь они будут идти за нами до самого перевала, а ночью начнут мерзнуть, но не успеют вернуться, и…
- Мы возьмем их в кузов, дорогой господин Каранихи! - сообщила Ева, самозабвенно продолжая уничтожать провиант.
- Всеблагая Кали наделила мем-саиб божественным откровением, не иначе! - поразился переводчик.
Ева весело посмотрела на него и продолжила занятие.
Индус представлял собой забавное зрелище - судя по всему, он предался размышлениям. Нахмуренные брови и сжатые губы, слившиеся по цвету с бронзовым лицом, выдавали движение мысли.
- Саибы знают, что, кроме обезьян, в Гималаях живет множество других диких племен?
Саибы знали, правда, не все. Краузе и Беггер заинтересовались, а Унгефух со товарищи слишком увлеклись собственными разговорами, чтоб расслышать вопрос.
- О, господин Каранихи, расскажите, кто здесь живет? - возликовала Ева, разом выкинув обезьянам последние сухари. - Это чрезвычайно интересно и познавательно! Мы ведь вступаем в места, мало затронутые цивилизацией.
- Ева, прошу вас надеть теплую куртку, - вмешался Крыжановский. - Холодает. Я же обещаю добавить что-нибудь от себя к славным историям господина Каранихи.
Прекрасная ассистентка не возражала, но не преминула заметить, что куртка ее полнит.
- Красивейшая лилия священной рощи Нидху, что прославлена юным Шри Кришной, совершенно права, - торжественно возвестил Каранихи и тут же в очередной раз поплатился за цветистость речи.
- Ах, вот как! - вскричала Ева, и многих трудов стоило проводнику объяснить, что имел он в виду замечание фройляйн о диких нравах, а не полнящую ее куртку, которая совсем и не полнит мем-саиб, напротив. Если бы эта куртка была на Солнце, когда демон Раху задумал его пожрать, то означенный демон отказался бы от сей неблагодарной затеи, дабы не лишать мир превосходнейшей…
В общем, увещевания Каранихи умилостивили фройляйн Шмаймюллер и увлекательный сказ плавно потек из уст проводника, пожирая время пути как злой Раху дивное Солнце. Переводчик рассказывал про племена бхил и сонтхалы, что обитают в средней Индии и про тибетские племена с их братскими клятвами и кровной враждой.
- …Но эти племена, называющие себя «свирепыми псами» и разъезжающие на лошадях без седел, живут на северо-востоке отсюда, их мы встретить не должны, - заверил Каранихи. - Пусть мем-саиб не беспокоится.
Надвигались сумерки. Открытое пространство кончилось, начались неглубокие ущелья, жадно заглатывающие и неохотно выпускающие грузовик с экспедицией. Автомобиль перемалывал колесами гальку, вилял задом как портовая шлюха, огибая частые завалы.
- В окрестностях нет враждебного населения, - гнул свое Каранихи. - Лакри и хамалы промышляют собирательством как и тысячи лет назад, а бадмаши - охотой.
- Охотой, говорите, - заговорил Бруно Беггер. - А откуда же они берут пули и порох?
- Ну, во-первых, не такая уж тут глушь, как могли решить ученейшие мужи, - отвечал Каранихи, - а во-вторых, бадмаши не нуждаются ни в порохе, ни в пулях. Во всем Сиккиме до сих пор ружьям предпочитают лук со стрелами.
- Это же глупость! - вознегодовал Беггер.
- Дикари! - хрюкнул Унгефух радостно, словно всю жизнь мечтал в этом убедиться.
Молчавший доселе джамадар заговорил. Прежде он просто бурчал себе под нос, теперь же явно намеревался затеять беседу.
- О, стрела лучше пули! - сказал индус на сумасшедшем английском. - Стрела кричит в полете, а пуля - при вылете!
Взвыл ветер над головами.
Что- то такое было в словах меднокожего человека, что-то стрельнувшее в сознании молнией родовой памяти и напомнившее людям времена, затерянные в глубине веков, когда верхом блаженства был горячий ужин и сон за надежными стенами пещеры.
Когда тьма пришла в горы, Шеффер решил дальше не ехать, а сделать привал. Не медля, он подошел к джамадару и, не делая секрета, предложил отстать от экспедиции за определенное вознаграждение.
- Не могу, саиб, прости, саиб, правда, не могу, - заверил индус, переняв манеру говорить у господина Каранихи. - Если прознает хавалдар, не станет мне больше жизни. Придется ехать в другой город и запрягаться в джампан. А знает ли саиб, что у меня старуха-мать, жена с двумя девчонками и бхаи-ласкар, подаривший чужой Королеве две своих ноги - все это везти в другой город, саиб?