Но прежде, чем лопается струна, связующая с навек покидаемым миром, чья-то сердитая и непреклонная воля останавливает рвущуюся вверх мятежную душу:
- Куда собрался, вредитель?! Столько бед натворил, и теперь наутек?! Да уж, мельчает человеческая порода! С каждым поколением кровь в жилах все жиже и жиже делается! Максимушку ядром в грудь приложило - и ничего, выдюжил, а этого снежком припорошило, и он уже сдается. А ну, дыши, гад! Дыши, кому говорю!!!
Голос в голове жжет адским огнем. Жжет так, что плавится лед, сковавший члены. И нет сил ослушаться - приходится повиноваться… Он делает вдох, и легкие натыкаются на острые концы изломанных ребер, придавленных сверху холодной снежной махиной. Но голос жжет сильнее боли и принуждает сделать еще один вдох, а потом еще один, и еще… Что там говорил осмеянный официальной наукой старик Вилигут? Жизнь зародилась в противоборстве льда и огня? Так это и есть истина: вот же он, всепожирающий огонь, горит внутри, а снаружи царит вечный холод. Откуда-то издалека пришло странное, чужое воспоминание: в пещере - сложенный из камней очаг, в нем еле теплится искра пламени, вокруг жмутся друг к дружке испуганные человеческие существа, а к стенам пещеры вплотную подступает километровая толща глетчера.
Но снаружи - не только лед, там есть кто-то живой. Его тяжелое дыхание слышится все ближе и ближе, из пасти исходит лютый смрад, с зубов капает слюна…, и вдруг теплый влажный язык облизывает Герману все лицо. При этом существо радостно скулит и повизгивает.
Издалека доносится голос, но не тот жгучий и властный, как тот, что прежде звучал в голове, а самый мелодичный на свете, тот, что принадлежит прекраснейшей из женщин по имени Ева:
- Что там такое, Сахарок? Неужели нашел? Действительно нашел! Молодец, мальчик, какой же ты молодец! Все сюда, он здесь! Заклинаю, скорее!
Страшная тяжесть спадает с груди, тьма и холод отступают и в лицо, что есть мочи, бьет ослепительный солнечный луч. Герман чувствует, как его тянут за шиворот вверх. Он хочет крикнуть во все горло, как кричит младенец, покидая утробу матери, но не может этого сделать. Даже глаза открыть не в силах. Все, на что способен - это только дышать, потому что так приказал голос.
Кто- то навис сверху, заслонив солнце…, нет, это не Сахарок -запах совершенно другой, очень приятный, но почему тогда слюна капает как у Сахарка? Ах, это не слюна - слезы. Как же хочется открыть глаза и узнать - чьи они, эти слезы, но ничего не выходит. Даже как-то странно: вывеску «СТОЛОВАЯ», которая за тысячи километров отсюда, разглядеть сумел, а то, что рядом, у самого носа - никак. Может, это Ева над ним плачет? Хорошо, если так…
…Пришел в себя он много позже и в другом месте. Первой мыслью было: «Жив!» Все случившееся помнилось до мельчайших подробностей, только понималось оно теперь иначе, чем когда лежал под снежной лавиной. Там он умирал, причем умирал в абсолютном соответствии с тибетской традицией - пребывая в полном сознании. Сейчас бы уже блуждал по какому-нибудь из уровней посмертного бардо, если бы не позвал назад голос.
Герман открыл глаза и обнаружил, что лежит на низкой лежанке в комнате, типичной для жилища тибетцев: в оконных рамах вместо стекол - полупрозрачная бумага, вдоль стен - лавки, на стенах - ковры, в углу - каменная печь. У изголовья, поджав под себя ноги, сидела Ева. Девушка не плакала - наоборот, поймав его взгляд, даже улыбнулась. Мягкая прохладная ладонь легла на лоб профессора.
- Ну, вот ты ко мне и вернулся! - сказала Ева.
- И долго отсутствовал? - хрипло спросил Герман.
- Со вчерашнего дня.
- Думал, прошло больше времени. Странно, почему нет боли?
- Это все местная тибетская медицина - не поверишь, чем тебя пользовали! Мазь на основе желчи и жира Йети - меня уверили, что от нее переломы срастаются прямо на глазах. Лежи, лежи, я фигурально выразилась!
Попытавшись приподнять верхнюю часть туловища, Герман глухо застонал от острой боли в груди. Оказывается, боль никуда не уходила, а просто притаилась на время.
- И где они берут столь чудодейственные ингредиенты? - спросил он, бессильно откинувшись на спину. - Ведь религия запрещает жителям Тибета отнимать жизни у живых.
- Хозяин дома, в котором мы сейчас находимся, специализируется на поиске замерзших трупов Йети и последующей их разделке, - ответила девушка. - Кстати, сейчас он как раз занят молитвой - выпрашивает прощение у мертвого Снежного человека.
- А что остальные члены нашей экспедиции? - спохватился Герман. - Прежде всего, меня интересует эта сволочь - Унгефух?
- Экспедиция уже на обратном пути в Германию, Унгефух с ними. Получив то, что хотел, Эрнст без промедления свернул лагерь и отбыл, - Ева снова положила ладонь на лоб Крыжановскому. - Оно и к лучшему…
- Но ты осталась! - превозмогая боль, Герман поднял руку и положил ладонь поверх Евиной.
- Я люблю тебя! - просто сказала девушка. - И поэтому ни на минуту не сомневалась, что сумею вырвать у смерти. Даже когда истекли четыре часа, то есть, максимальный срок, после которого удавалось извлекать людей из-под лавин живыми. Правда, мне помогли…
- Кто?! - быстро спросил Крыжановский.
- Главным образом - Сахарок, он первый тебя учуял.
Из- под Германовой лежанки донеслось мерное постукивание.
«Это же собачий хвост стучит по полу, - подумал профессор с благодарным умилением. - Надо же, пес выжил после падения в обнимку с Лили. А сейчас услыхал разбойник свое имя и давай хвостом наяривать!»
- Ева, мне так много нужно тебе рассказать, - после короткой паузы проронил Крыжановский. - Ты ведь ничего не знаешь о человеке, которого полюбила…
- Знаю достаточно, чтобы не сомневаться в собственных чувствах…
- Нет, не знаешь! - перебил Герман, снова пытаясь приподняться.
Ева удержала его порыв, а затем, прямо взглянув в глаза, сказала:
- Наверное, ты хочешь признаться, что являешься агентом НКВД, ведь так? Не волнуйся, я не собираюсь тебя выдавать, ведь мою подругу Ольгу не выдала. Более того, специально устроила так, чтобы вы встретились в Нимфенбурге - ты тогда так расстроился из-за невозможности связаться со своими, что я просто не могла не помочь. Но шпионские игры - сущий пустяк в сравнении с чувствами! Любовь куда важнее! А в твоей любви ко мне я не сомневаюсь! Помнишь, гостиницу в Дарджилинге, где ты впервые осознал, что любишь меня?…
- Но откуда ты узнала?!…
- Это длинная история, Герман, - вздохнула Ева. - И, похоже, без нее нам не обойтись. Но прежде, чем я начну, дай обещание больше не делать резких движений.
- Ну, если длинная, то не мешало бы папироску, а то сама понимаешь - второй день без табака.
Герман не рассчитывал, что девушка уважит его просьбу, но, к счастью, та не стала прекословить воле больного и вскоре струйка синеватого табачного дымка поднималась к потолку, завиваясь в причудливые и витиеватые узоры. Но еще причудливее было повествование наивной белокурой красавицы Евы Шмаймюллер.
- Все началось в августе тысяча девятьсот восемнадцатого года, когда в венском кафе собралась группа неисправимых романтиков, увлекающихся оккультизмом, - начала девушка. - То были самозваный барон Рудольф фон Зебботендорф, политик Карл Хаусхофер, прелат Жерно, летчик Лотар Вайс и медиум Мария Орсич из Загреба. Все ранее состояли членами различных тайных обществ масонского толка. Целью венской встречи являлось - ни много, ни мало - возрождение древнего Ордена Тамплиеров, о котором ты, наверное, наслышан. Орден они действительно создали, но назвали по-своему - Общество Туле, в честь легендарной земли Туле, о которой сообщал греческий географ Пифей и упоминал Вергилий в «Энеиде». Другое название той земли - Гиперборея.
Герман внимал, затаив дыхание. Он и представить себе не мог, что некогда упомянутое Лаврентием Берия фашистское тайное общество настолько похоже на близкое ему Братство Башни. Прямо какие-то близнецы!
Между тем, Ева продолжала:
- Первоначально Общество Туле занималось изучением мистических аспектов древнегерманской истории - мифы, легенды, предания и прочая невинная чепуха. В те годы многие немцы увлекались такими вещами, находя в прежнем величии Германии духовное убежище от позора, вызванного поражением в Мировой войне. Вступил в общество и мой отец, Конрад Шмаймюллер - тогда он был еще молодым амбициозным офицером в звании майора. Развитию идей Общества Туле в немалой степени поспособствовали уже известный тебе Карл-Мария Вилигут, а также Герман Вирт, чью фамилию, если помнишь, как-то в беседе упоминал Эрнст Шеффер. Вилигут - это последний представитель невероятно древнего рода королей-чернокнижников, проклятого в средние века Католической Церковью. Наш Вилигут утверждает, будто обладает так называемой родовой памятью или иначе - памятью крови, то есть может по собственному желанию вызывать воспоминания любого из своих бесчисленных предков и, таким образом, получать представление об исторических событиях тысячелетней давности. Именно он первым задался целью создать новую религию, которая бы стала противоположностью христианству и со временем смогла бы его заменить. Эта религия получила наименование Ирминизм.