- Хорошо, дорогой профессор, спасибо, что удовлетворили наше любопытство, - вежливо сказал щеголь. - Теперь мы с коллегой можем представиться. Я - Берия, Лаврентий Павлович, а это - товарищ Богдан Кобулов.
Глава 3
12 апреля 1939 года.
Москва.
На побелевшего Германа внимательно смотрели две пары глаз: одна - весьма доброжелательно, вторая - с легким недоверием. В свою очередь, профессор не отрывал взгляда от лица товарища Берия.
«Совершенно не похож на фото, что появлялось в газетах. Наверно, из-за сильной ретуши. Но почему же он замолчал? Неужели ждет, когда я не выдержу напряжения момента и начну истерично каяться в несуществующих преступлениях? Не дождется! Одно дело - согласиться с надуманными обвинениями под давлением, совсем другое - оболгать себя по собственной воле». С нарастающим раздражением, Герман почувствовал как у него начинает дрожать правое колено.
- Герман Иванович, у вас весьма растерянный вид! - ухмыльнулся Лаврентий Берия. - Но не стану больше напускать туману. Как вы, наверное, догадались, это - никакой не арест, хотя мы постарались обставить дело так, чтобы все выглядело как арест. Поверьте, причины на то имелись весьма серьезные.
Нарком сделал небольшую паузу, но ее с лихвой хватило, чтобы в сердце Крыжановского, подобно фениксу из пепла, начала возрождаться надежда. Однако он совершенно не разумел сути происходящего. Но, видимо, Берия действительно не намеревался дальше изводить профессора неизвестностью, потому что пустился в объяснения:
- Как вы справедливо заметили, времена меняются. И сейчас действительно настало новое время: Коммунистическая партия, ведомая великим Сталиным, решительно осудила «перегибы» и незаконные методы, практикуемые бывшим руководством НКВД. Повинных в этих преступлениях ждет суровая кара. Надеюсь, вы узнали человека в коридоре? Мы специально организовали эту встречу, чтобы у вас, Герман Иванович, не осталось сомнений относительно нашей решимости восстановить справедливость и призвать к ответу тех, кто попирает социалистическую законность, какие бы высокие посты они прежде не занимали. Что же касается вашего дяди - выдающегося советского ученого Александра Васильевича Харченко… Да-да, я не оговорился - выдающегося советского ученого, то его светлое имя в скором времени будет реабилитировано, равно как имена тысяч безвинно пострадавших…
- Зачем вы мне все это говорите? - вырвалось у Германа.
- …Новые времена, профессор, - будто не замечая реплики, продолжал нарком, - затронули не только внутреннюю жизнь советского общества, но и нашу внешнюю политику. В первую очередь, это касается отношений с гитлеровской Германией. Выступая с отчетным докладом на восемнадцатом съезде партии, товарищ Сталин полностью развенчал коварные замыслы англо-французских и североамериканских недоброжелателей, намеревающихся стравить нас с Гитлером и заставить советских и немецких рабочих воевать друг против друга. Более того, товарищ Сталин поставил вопрос о построении добрососедских отношений со всеми странами, в том числе и с Германией…
- …И в руководстве Германии нашлись здравомыслящие люди, которые прислушались к словам товарища Сталина, - с гортанным смешком ввернул словечко Кобулов.
- Совершенно верно, прислушались, - в свою очередь усмехнулся Берия, - и вышло с инициативой о налаживании делового, культурного, научного и прочего обмена между нашими странами. В рамках последовавших за тем договоренностей, вчера из Берлина в Москву вышел «Поезд дружбы», в котором находятся деятели культуры, видные ученые, молодежь и другие представители немецкого народа. В свою очередь, аналогичный поезд, но уже с нашими гражданами, завтра отправляется из Москвы в Берлин. Утром эта новость будет в газетах. В состав советской делегации входите и вы, дорогой профессор.
- Что?! - глупо спросил Герман.
Кавказцы энергично закивали головами:
- Придется поехать в Германию, товарищ Крыжановский, - ободряюще улыбнулся Берия. - На вашей кандидатуре настояла немецкая сторона.
- Но зачем я им понадобился?
- Да вы что - радио не слушаете? - умилился Берия. - Шестнадцатого апреля в Берлине начинается Международный научный симпозиум, посвященный проблемам возникновения человечества.
Неподражаемым жестом Лаврентий Павлович поднял вверх указательный палец и закончил:
- Даже я знаю!
- Но ведь там, как я понимаю, нужно будет выступать с докладом…, а я совершенно не готов…, - проблеял Герман, за владение душой которого в этот момент боролись между собой смятение и обескураженность.
Лаврентий Павлович недовольно зацокал языком, как это прежде делал Кобулов, и сказал:
- Профессор, чтобы подготовиться, у вас будет целых два дня в поезде, а тему выступления мы перед выездом обозначим.
- Но документы на выезд? - Герман явно не собирался прекращать являть глубины «профессорской мудрости».
- Документы должны быть уже готовы. По крайней мере, товарищи из НКИДа обещали все сделать в срок, - засуетился Кобулов. - Товарищ Берия, разрешите, я схожу, позвоню.
- Успеется! - отрезал нарком.
Пока длился этот короткий диалог, Крыжановский сделал глубокий вдох и такой же выдох. Оказалось, что до сей поры грудь его сдавливал какой-то невидимый обруч, не дающий дышать. Теперь «обруч» лопнул, вернув свободу легким, те моментально насытили кровь кислородом, живительный газ достиг мозга, и к профессору, наконец, вернулась способность здраво рассуждать.
«Как я раньше не догадался, что происходящее - вовсе не арест, а только проверка. Обыска ведь не проводили, да и обращение «товарищ» вместо «гражданина» говорит о многом… Стоп, но, в таком случае, зачем понадобилось среди ночи гонять «воронок», делать антропометрию, фотографировать со всех сторон, и почему нарком лично тратит свое драгоценное время на обычную проверку? Нет, это не просто проверка, точно, не просто проверка…»
- Позвольте полюбопытствовать, - начал он издалека, - а кто еще едет?
- Не суть важно, профессор, с попутчиками можно познакомиться во время поездки. Важно другое, - Берия сделал многозначительную паузу, - а именно то, что германскую сторону интересует только ваша кандидатура, и ничья больше.
- Но почему? - вырвалось у Крыжановского.
- Любопытно, да? - осклабился нарком. - Очень хорошо, что вы - человек любопытный. Это качество, знаете ли, нас с вами сближает - ведь мы с товарищем Кобуловым - тоже очень любопытные люди, а потому позволили себе кое-что выяснить… Думаю, немецкие коллеги простят нам этот невинный интерес, ведь когда два государства намереваются установить дружественные отношения, желание узнать о партнере как можно больше - вполне естественно.
Лаврентий Павлович с достоинством поднялся и, не спеша, стал прохаживаться по комнате.
- Так вот, профессор, вами заинтересовался лично Генрих Гиммлер, - Берия остановился, поглядел на Германа и, видя, что тот совершенно не сведущ в немецких делах, поспешно пояснил, - это мой германский коллега, он занимает примерно такой же пост, как я. Кроме того, товарищ Гиммлер является президентом закрытой научной организации под названием Аненербе. Вижу, и это слово вам ни о чем не говорит, хоть вы и знаете немецкий.
Нарком возобновил свой путь по помещению и принялся объяснять дальше:
- Представьте себе, что ваш дядя не приговорен к…э… «первой категории», а остался жив и продолжил те исследования, которыми он занимался - я имею ввиду поиск исчезнувших цивилизаций. И что в помощь ему государство выделило крупный институт с сотнями сотрудников. В этом случае получился бы аналог немецкого Аненербе. Что характерно, означенная организация выросла из маленького оккультного Общества Туле - зеркальной копии Братства Башни вашего дяди. Нам удалось выяснить основную цель Аненербе, которая заключается в поиске следов и научных знаний все тех же, не раз упомянутых сегодня, древних цивилизаций.