Салли хотела свернуть на дорожку, которая, вероятно, вела в конюшню, но я уговорила ее подъехать к портику и остановиться на каменных плитах. Должно быть, из окон видели, как мы приближались, потому что, как только мы остановились, растворилась большая передняя дверь, и по ступенькам вниз сбежала женщина. Юбка ее шелкового, цвета вина, платья шуршала и кружилась вокруг ног. Густо-рыжие, почти красные волосы были уложены в высокую прическу. Ей было под тридцать, а может, немного больше. Глаза, серо-зеленые и широко поставленные на красивом волевом лице, были полны беспокойства. Сзади нее появилась худощавая женщина постарше, одетая в темное платье.
Неподалеку от того места, где мы остановились, на клумбе работал садовник – рослый молодой человек, который прервал свои занятия и уставился на нас. Быстро повернувшись в его сторону, леди в красном платье пронзительно закричала:
– Хэддон! Сюда, живо! – а затем, повернувшись ко мне, спросила: – Что случилось?
Я не слезала с двуколки, продолжая поддерживать мистера Лэмберта.
– Я нашла его в лесу, мисс, – объяснила я. – Он наступил на змею, вот так, и не мог сдвинуться с места. Она его не укусила, но, по-моему, у него не все в порядке с сердцем.
– Папа! Папа, тебе очень плохо? – Она взяла его за руку, голос у нее был ласковый и теплый, словно она обращалась к ребенку.
Мистер Лэмберт вздохнул и открыл глаза.
– А, это ты, Элинор, дорогая. Такая глупость… я наступил на змею. А потом это дитя… она такая отважная, моя дорогая. Уверен, она спасла мне жизнь.
Леди пристально на меня глянула и сказала:
– Подождите, пожалуйста, здесь, – и, обратившись к молодому садовнику, приказала: – Давайте поможем мистеру Лэмберту спуститься, Хеддон. Осторожней. Ну вот, отец, теперь все хорошо. – Худощавой женщине она велела: – Берки, пойдите позовите Мэйза, и пусть молодой Уильям возьмет двуколку и немедленно привезет доктора Вайна.
Через минуту я осталась в одиночестве. Спустившись с двуколки и взяв свою парусиновую сумку, я огляделась вокруг. Около дома снова царило спокойствие. Я немного постояла рядом с Салли, поблагодарив ее за то, что она была такой хорошей девочкой, а затем села на ступеньки. Внезапно я почувствовала, что очень устала и вот-вот расплачусь.
Откуда-то из-за дома прибежал молодой человек. Он удивленно посмотрел на меня, добродушно ухмыльнулся и с типичным деревенским произношением сказал:
– Э, какая милашка!
Затем он вскочил в двуколку и быстро умчался.
Я принялась разглядывать дом. Мне правильно показалось: его фасад был и в самом деле изогнут. Несмотря на свою усталость, я поднялась и, заинтригованная, подошла к концу крыла. Во время железнодорожного путешествия из Лондона в Тенбрук Грин я видела дома и побольше, но впервые в жизни находилась так близко к усадьбе настоящего джентльмена. В крыле этого дома было что-то странное. Стена его торца уходила назад под гораздо более острым, чем следовало бы, углом. Я вернулась обратно к ступеням, окинула взглядом здание, и снова у меня возникло впечатление, что центральный пролет образует часть круга.
Вскоре я узнала, что "Приют кречета" был построен шестьдесят лет назад одним богачом, обожавшим птичью охоту, и его любимая птица при этом была кречет. Он, по всей видимости, был большим чудаком, потому что дом был спланирован как приземистая башня в три этажа, наподобие главной башни в замке, с двумя длинными треугольными крыльями, так что при взгляде сверху здание напоминало птицу в полете. Когда этот человек умер, новый владелец перестроил треугольные крылья в прямоугольные, чтобы дом выглядел более красиво, но некоторые странности, вроде изогнутых стен, сужающихся по длине комнат, все же сохранились. В сосновых лесах, прилегавших к усадьбе с запада, водились кречеты. Когда я шла обратно к ступеням, то увидела, как высоко над башней пролетел еще один.
Прошло пять минут. Я посмотрела на солнце. Теперь, когда я потеряла так много времени и на две мили отклонилась в сторону Ларкфельда, мне следовало побыстрее отправиться в путь. Если повезет, у меня есть еще пара часов для того, чтобы хотя бы добраться до Борнемута. Взяв сумку, я пошла по дороге, но не успела сделать и сотни шагов, как услышала за спиной крик. Оглянувшись, я увидела, что леди в красном платье энергично машет мне рукой, шагая через лужайку между клумб. Я остановилась и положила сумку. Приблизившись, она довольно сердито спросила:
– Вы что, девушка, надумали? Разве вы не слышали, что я сказала вам подождать?
– Да, мисс, но мне как можно скорее надо попасть в Борнемут.
– А куда именно в Борнемуте вы направляетесь?
– Пока не знаю, мисс.
– Понятно, – она изучающе на меня посмотрела. – Когда вы в последний раз ели?
– Утром, мисс. Сэндвич с беконом.
– А, сэндвич. Вы и отцу моему предлагали? Он все время толкует про какой-то сэндвич.
– Да, я думала, ему будет полезно, но он отказался.
– И вас зовут Джейн Берр?
– Джейни, мисс.
Ее серо-зеленые глаза продолжали меня изучать. Я почувствовала, что она обладает огромной внутренней силой и нравом не менее крутым, чем у Флинта.
– Джейни, я хочу, чтобы вы пошли в дом. Моя экономка даст вам поесть. Потом я попрошу вас подробно рассказать, что произошло в лесу и немного о себе. Потом, если вы пожелаете, я прикажу отвезти вас в Борнемут, так что вы не потеряете время и не так устанете, когда туда доберетесь. Что скажете?
– Большое спасибо, мисс.
Я прошла вместе с ней по лужайке и, поднявшись по ступеням, оказалась в обшитом деревянными панелями зале, который был раза в два больше, чем все мое жилище в Намкхаре. Затем мы спустились по лестнице в огромную кухню. Там худая леди, которую звали Берке, давала указания служанке, в то время как другая служанка сидела за длинным выскобленным столом и чистила серебряные ножи и вилки.
– Ну вот, – отрывисто сказала леди в красном, – это миссис Берке, наша экономка, а это – Энни и Мег. Они вами займутся, а через час мы встретимся у меня в кабинете.
Зазвенел звонок, один из целого ряда звонков, висевших высоко на стене. Около каждого из них было название комнаты. Посмотрев вверх, миссис Берке сказала:
– Передняя дверь, мисс Элинор. Полагаю, приехал доктор.
Леди торопливо вышла, и я услышала, как она почти бегом поднимается по лестнице.
В течение следующего часа я узнала массу вещей про "Приют кречета" и семейство Лэмбертов, потому что миссис Берке говорила хотя и неторопливо, но без остановки. Если же она на секунду-другую замолкала, Энни и Мег немедленно использовали случай вставить словечко. Пока они болтали, я вымыла в кухонной раковине лицо и руки, привела, насколько возможно, в порядок волосы и одежду и села за стол. Миссис Берке поставила передо мной тарелку с холодным мясом, помидорами, латуком и молодым картофелем, политым каким-то белым соусом.
Я узнала, что мисс Элинор Лэмберт – дочь мистера Грэхэма Лэмберта, и вся семья состоит только из них двоих, потому что мать мисс Элинор умерла во время родов, а мистер Лэмберт второй раз жениться не стал. Он – отошедший от дел адвокат, а еще – натуралист.
– Пишет книгу о бабочках, представляешь, – с уважением говорила Мег, – и сам делает для нее рисунки.
Мисс Элинор такая же умная, как ее отец, и знает все про полевые цветы.
– В цветах она разбирается прямо как никто, – подтвердила миссис Берке, она надела фартук и принялась что-то смешивать в большой чашке. – Что называется, авторитет по полевым цветам, ясно? И учти, не только здесь, в Англии. Она, мисс Элинор, даже ездит по всяким таким делам за границу.