– Тогда дело другое, верно? – человек кивнул головой в сторону. – Пройдете по дорожке, свернете за угол, подниметесь по лестнице, первая дверь направо.
– Спасибо, – мистер Бэйли отступил, и дверь захлопнулась. – Надеюсь, нет беды, что я назвал вас его сестрой, – перешел он на шепот. – Люди, которые здесь живут, подозрительно относятся к чужакам, понимаете? Но они понимают, если дело касается сестры.
– Думаю, вы поступили очень разумно, мистер Бэйли. Дорожка была настолько узкая, что по ней могли пройти только двое. Уже на полпути мистер Бэйли внезапно остановился и нахмурился:
– Простите, что спрашиваю, мисс Джейни, но не хотите ли, чтобы я поднялся вместе с вами?
– О нет, благодарю вас, – ответила я.
Если я и впрямь нашла Мистера, во что мне все еще не верилось, то я хотела встретиться с ним наедине. Он наверняка меня не узнает, и неизвестно, что можно от него ждать, когда я объясню, кто я такая. Кроме того, я действовала как бы по поручению его родителей, и мое вторжение в его личную жизнь тоже, не исключено, приведет его в гнев.
Мистер Бэйли с недовольным видом почесал затылок.
– Не годится, мисс, одной заходить в комнату джентльмена.
– Ничего не поделаешь, мистер Бэйли. В любом случае со мной ничего не случится. Этот джентльмен ухаживал за мной, как нянька, когда я болела дифтерией, а потом мы вдвоем путешествовали сотни миль в безлюдных местах, так что вряд ли нас назовешь чужими друг другу.
– Господи помилуй! – произнес мистер Бэйли и покорно кивнул головой.
Мы прошли до конца дорожки и свернули налево к широкой террасе, от которой к спуску шли каменные ступени с пробивающейся на них травой. Дверь с другой стороны таверны была полуоткрыта, с нее давным-давно облупилась вся краска. Справа, за низкой стеной, которой заканчивалась терраса, находилось большое, выходящее на реку окно. Над ним был балкон, и там за маленьким столиком сидел человек в рубашке с короткими рукавами. К нам он был обращен спиной, его руки были чем-то заняты.
Сердце у меня подскочило от смешанной со страхом радости, и какое-то время я ничего не соображала. Я не видела его лица, но узнала завитки черных волос и широкие плечи. Лежа больной в пещере, а также во время нашего долгого путешествия я смотрела на них часами, днями, неделями. И теперь, спустя шесть лет, могла бы узнать Мистера со спины даже в толпе из сотен людей.
ГЛАВА 13
Повернувшись к мистеру Бэйли, я молча кивнула. Он поднял глаза на балкон, поглядел на меня с улыбкой и жестом показал, что понял. Оглядевшись, он отошел в сторону и сел на маленькую бочку в углу мрачной террасы, достав трубку и кисет.
Я сделала вздох, подошла к полуоткрытой двери, широко ее распахнула и начала подниматься по грязной лестнице. Она состояла из двух широких пролетов, второй сворачивал вправо и вел в узкий коридор с непокрытым деревянным полом и закопченными стенами. Около первой двери направо я остановилась, проверила, хорошо ли сидит шляпа, вцепилась дрожащей рукой в сумочку и постучала.
– Да? Входите, входите, кем бы вы ни были.
Когда я открыла дверь, он продолжал что-то говорить, но голова моя шла кругом, и до сознания его слова не доходили. Комната была маленькой, но, в отличие от всего остального, что я здесь увидела, чистой. В воздухе стоял слабый запах карболовой кислоты. В одном углу была железная койка, немного продавленная в середине и покрытая сильно выцветшим бледно-розовым покрывалом. Еще были два деревянных стула, стол, умывальник с большой фарфоровой раковиной и кувшином, занавеска была оттянута в сторону, и я заметила, что альков используется в качестве гардероба. Там висела пара рубашек, куртка, пальто и брюки, все довольно изношенные. На одной вешалке – умело залатанное голубое хлопчатобумажное платье. Должно быть, это платье Молли, пронеслось у меня в голове.
Он сидел ко мне левым боком и продолжал что-то делать руками. На столе перед ним было несколько маленьких белых предметов. Я подошла поближе и увидела, что это шахматы: кони, ладьи, слоны, однако самой грубой формы, вырезанные не до конца. Слоновая кость. Я вспомнила слова Элинор – "клык, из которого рождаются воины". Мистер вырезал воинов шахматной доски. В одной руке у него был король или королева, а в другой – металлический инструмент. Он искусно вертел фигурку, отсекая маленькие кусочки слоновой кости и ощупывая подушечкой большого пальца то место, над которым работал. И тут я расслышала, что он говорит.
В голове его звучали веселые, юмористические нотки, слышать которые раньше мне не доводилось, но при этом он не отводил взгляд от шахматной фигурки:
– Вот, голос моего возлюбленного, который стучится: "Отвори мне, сестра моя, возлюбленная моя, голубица моя, чистая моя!"
Слова были знакомыми, и я наконец сообразила откуда они. Это "Песнь песней" царя Соломона, которую Сембур неохотно разрешил мне читать только тогда, когда я заметила ему, что в Библии наверняка не может быть ничего плохого.
– Кто эта блестящая, как заря, прекрасная, как луна, светлая, как солнце, грозная, как полки со знаменами? – Мистер усмехнулся, по-прежнему не сводя взгляда со своих рук. – У тебя все еще плохое настроение, Молли? Если так, поройся в кармане моей куртки, и ты найдешь там достаточно меди, чтобы купить нам кувшин эля и два гороховых пудинга.
Я сделала еще шаг вперед, пытаясь что-то сказать, а он повернул голову и посмотрел на меня, все так же продолжая работать. На губах его была улыбка.
– Ну, скажи же что-нибудь, дева, пусть даже это будет всего-навсего "Пошел к черту, Бафф". – Он откинул голову, руки его перестали шевелиться. Мистер смотрел на меня в упор. – Молли? Это ты? – Он отложил шахматную фигурку и встал. – Молли?
Боль и понимание пришли ко мне одновременно. Меня словно пронзили копьем. Темно-голубые глаза глядели уже не на меня, а куда-то немного в сторону, но они ничего не видели. Шок, скорбь и ужас душили меня, причиняя физическое страдание. Сумка выпала из моей руки, и я почувствовала, как лицо исказилось в скорбной гримасе. Стиснув кулаки, я непроизвольно тряхнула головой, словно стараясь отогнать страшное видение.
– Молли? – повторил он.
И тут с моих губ сорвались слова:
– О нет! Нет, Мистер, нет, не может быть!
Он медленно отодвинул стул и подошел к окну. Лицо его было обращено ко мне, голова чуть-чуть склонена, глаза полузакрыты. Его губы задумчиво произнесли:
– Мистер?.. Так меня не называл никто, кроме… – Незрячие глаза широко раскрылись, и бледное лицо озарилось радостью. Он недоверчиво рассмеялся: – Джейни! Вот так чудо! Малышка Джейни Берр!
Он протянул руки, и я без малейшего колебания бросилась к нему, обняла за шею и прижалась щекой к груди. В последние дни нашего путешествия, когда я была очень слаба, он часто держал меня так. Его руки коснулись моей талии, и я услышала, как он растерянно рассмеялся, а потом обнял меня. Я плакала и никак не могла остановиться, все мое тело сотрясалось от рыданий.
– Господи, ну и дурак же я, Джейни. Ожидал, что сейчас сгребу маленькое тощее существо, которым ты была… когда же? Да, шесть лет назад. Конечно, ты с тех пор подросла!
Я старалась подавить рыдание:
– Я вымочила вам всю рубашку.
– Это всего лишь старая рубашка. Других у меня теперь нет, – и он снова рассмеялся. За эти несколько минут он смеялся больше, чем за все те недели, что я провела с ним раньше. Его рука легонько коснулась моей руки, плеча, платья, щеки, сбившейся набок шляпы и волос. – Да, – говорил он, – ты стала взрослой, Джейни.
Я отошла от него, подобрала сумку, достала носовой платок и принялась вытирать глаза. Он стоял очень тихо, словно прислушиваясь к каждому моему движению. Наконец я почувствовала, что могу говорить без дрожи в голосе.
– Ах, как я рада, что нашла вас, Мистер. То есть мистер Гэскуин. Извините, я сама не понимаю, что говорю, я так ужасно расстроилась из-за того, что… вы ослепли.
– Садись, Джейни. Нет, не двигай стул, мне нужно знать, где что находится. Вот так, отлично. Что заставило тебя искать меня? Что случилось с тобой за все эти годы? Куда делось то забавное произношение кокни? И как ты умудрилась меня найти?