Это был Год Деревянного Дракона. Вскоре мне представился случай об этом вспомнить.
ГЛАВА 15
Во вторую неделю января мы с Адамом отправились на поезде до Борнемута, чтобы провести несколько дней в Ларкфельде по приглашению Дэвида Хэйуорда. Было решено, что я остановлюсь на ферме у Стэффордов, потому что мой коттедж был не топлен и не проветрен, а Адам будет жить у Дэвида. Эти двое никогда прежде не встречались, но как только они поздоровались друг с другом, я сразу поняла, что между ними будет царить полное согласие. Они были очень непохожи, но каждый легко и непринужденно повел себя с новым знакомым, что очень меня обрадовало.
В первую очередь нужно было нанести визит майору Эллиоту, чтобы рассказать, как устроились дела между мною и Министерством иностранных дел и поблагодарить его за огромную помощь, оказанную мне вначале. Мы также нанесли визиты семейству викария и некоторым другим моим друзьям, но по совету Дэвида не стали даже и пытаться навестить Элинор.
– Вам просто скажут, что ее нет дома, – печально заметил он. – Элинор уже несколько месяцев не принимает посетителей, но при этом не выходит из дома. Если бы не миссис Берке, я уже не был бы уверен, что она жива.
Мы сидели за столом в кухне миссис Стэффорд, когда он это говорил, и ком подкатил к моему горлу. Дэвид бросил на меня быстрый взгляд и сказал:
– Это бессмысленно, Джейни. Я оставил всякую надежду, как оставили бы ее и вы, если бы подольше пожили в Ларкфельде. Когда каждый день проезжаешь мимо "Приюта кречета", видишь его через долину, когда время от времени сталкиваешься с этим пастозным типом… не думать при этом об Элинор невозможно, и начинаешь понимать, что положение ее безнадежно.
– Вы собираетесь уехать, Дэвид? – спросил Адам.
– Думаю, что да. Весной мне станет вовсе невыносимо в Ларкфельде. Скорее всего, я вернусь в Линкольншир.
Адам задумчиво кивнул.
За время жизни в Ларкфельде мы пару раз съездили в Борнемут, чтобы насладиться морским воздухом, к тому же Адаму нравилось слушать шум волн, но чаще всего мы отправлялись вместе с Дэвидом, когда ему нужно было посещать животных. Вскоре я вновь облачилась в бриджи для верховой езды и коленкоровый халат, которые раньше обычно надевала, когда помогала ему. Адам всегда терпеливо ждал нас возле конюшни, коровника или загона для свиней, а то и вовсе посреди холодных полей. Дэвид занимался больным животным, я уговаривала беднягу или, когда Дэвид просил, помогала держать, накладывать шов или обмывать. Адам никогда не показывал, что ему скучно.
Когда требовалась дополнительная сила, он всегда принимал участие, хотя мы сначала и старались его отговорить, и в один из подобных случаев произошло нечто странное. Работа Дэвида привела нас на маленькую ферму, принадлежавшую миссис Феннел, вдове, которая после смерти мужа практически одна управлялась с хозяйством.
Несколько ее коров наелись гнилой репы и теперь страдали от вздутия кишечника. Необходимо было, чтобы они двигались и ни в коем случае не ложились, когда Дэвид будет пытаться вставить им трубку для отвода газов. Когда мы прибыли, миссис Феннел и ее единственный помощник толкали и тянули животных, и я немедленно присоединилась к ним.
Адам встал у входа. На нем были старые фланелевые брюки и твидовый пиджак, а сверху – короткое пальто спортивного покроя. Он собирался зажечь одну из сигар, которые время от времени курил, – довольно редкого вида, с коротенькой тростниковой трубочкой на конце. Я почесывала морду одной из коров и, прибегая к обильной лести, уговаривала ее на самом почтительном тибетском, когда Адам вынул изо рта незажженную сигару и спросил:
– Могу ли я чем-нибудь помочь, Джейни?
– Да, – пробормотала я. – Вы можете удерживать на ногах вот эту, а ятем временем помогу миссис Феннел. Но сначала снимите пальто. Дело это долгое, и вам станет жарко.
Он осторожно положил сигару на стойку калитки, быстро снял пальто, кепи и жакет, повесил их на верхнюю перекладину и прислушался. Я начала говорить, обращаясь к корове, чтобы дать понять Адаму, куда ему следует подойти, не объясняя ему этого мне специально. Когда он приблизился, я положила его руку на рог.
– Вы уверены, Адам, что ничего не имеете против?
– Против? Ты даже представить себе не можешь, Джейни, как приятно иногда приносить хоть маленькую пользу. Давай, объясни мне точно, что нужно сделать.
Мы таскали упирающихся коров туда-сюда еще около часа, прежде чем Дэвид сделал все необходимое и был доволен результатом. Я взяла Адама под руку и через выгон провела к тому месту, где он оставил одежду. Обнаружилось, что кепи и сигара исчезли. Когда я сказала ему об этом, он поначалу решил, что я шучу, а потом – что их утащило какое-нибудь животное.
– Где-то здесь должна быть коза, Джейни, – очень весело сказал он.
– Нет, у миссис Феннел нет козы.
– Тогда мы должны ожидать появления собаки или лошади, одетой в кепи и курящей сигару.
Держа в руках твидовый пиджак, я разглядывала его.
– Адам, из подкладки вашего пиджака вырван треугольный кусок материи, около самого воротника! Кому могло прийти в голову сделать подобную вещь?
– Да, это наносит сокрушительный удар по моей теории, связанной с козой. Возможно, подкладка была рваной и раньше.
– Нет, перед тем как укладывать вещи для поездки сюда, я все их тщательно проверила как раз для того, чтобы выяснить, не нуждается ли что-нибудь в ремонте.
– Я этого не знал. Ты испортишь меня, Джейни.
– Вероятно, вы уже здесь зацепились за гвоздь или что-нибудь в этом роде.
– В любом случае это не имеет значения. Пошли, я слышу, как Дэвид зовет тебя, – он натягивал свое короткое пальто и смеялся. – Очень забавно слушать вас двоих, когда вы работаете. Если не знаешь, то можно подумать, что вы до смерти ненавидите друг друга.
Это было действительно так, когда нам приходилось иметь дело с трудными случаями. Мы старались излить все беспокойство друг на друга, чтобы животному досталось только сочувствие. Я вспоминала нашу перепалку два дня назад, когда нам пришлось заниматься лошадью в конюшне главной усадьбы.
– Черт побери, Джейни, не давай же ей двигаться!
– Эй, не кричи на меня! Я не могу не давать ей двигаться, я могу только попросить ее.
– Ну так попроси же. Она вот-вот сломает мне ребра.
– Будь я на ее месте, мне бы очень хотелось сломать тебе ребра. Ты накладываешь ей шов, как сапожник на ботинок! – и затем, перейдя на язык Ло-бас: – Тихо, моя принцесса, тихо. Скоро перестанет болеть. Послушай, давай я расскажу тебе про Пулки. Она не была такой высокородной, как ты, просто маленькой горной пони, которая возила меня, когда я была маленькой…
– Сапожник? – негодующий голос Дэвида, накладывающего последний шов, перекрыл мой. Он выполз из-под кобылы и воздел к небу руки. – Вы слышали, Адам? Можете себе представить, что однажды я делал этой злоязычной нахалке предложение руки и сердца?
Мы вернулись в Лондон в последнюю неделю января, и после нашего возвращения на сердце мне упала холодная черная тень, потому что в течение двух недель все изменилось. Сначала Адам просто слегка от меня отдалился, потом я почувствовала, что он с трудом подавляет раздражение, которое я у него вызываю. Наконец он начал вовсе избегать меня. Я сказала, что все изменилось. На самом деле изменился только Адам, но Адам был для меня все.
Я была обижена, удивлена и все больше нервничала, потому что не понимала, что сделала такого, что могло его оскорбить. С отцом и матерью он был также любезен, как и раньше, что меня радовало, но непринужденно-дружеские отношения, сложившиеся между нами, превратились в воспоминание. Он завел привычку допоздна засиживаться в своем клубе, и, не зная, чем он там занимается, я с мучительной ревностью приписала его отлучки участившимся посещениям любовницы. Он очень вежливо дал мне понять, что больше не хочет, чтобы я читала ему вслух, и эта вежливость терзала меня больше всего, потому что он вдруг повел себя так, будто мы – совершенно чужие люди, у которых нет никакого Общего прошлого.