НИНЕ МАКАШВИЛИ («Словно с креста балаганного — красное платье…»)
© Перевод С. Ботвинник
Словно с креста балаганного — красное платье.
Голос твой нежностью болен — могу ли молчать я?
Старый сонет навевает терцину упрямо…
Тьма опустилась, молчат на базаре духаны,
Месяц восходит, похожий на труп бездыханный…
Как ты смеялась под сводами Ванкского храма!
Мы на Мухранском мосту, над кипящей водою.
В Грузии жить — все равно что покончить с собою!
Самозабвенно мы любим ее, беспричинно —
Нравится нам заманившая нас паутина…
Ило, Зенон — орден смерти, старинный, кровавый.
Роги свои наполняем мы сами отравой.
Гибели демон отважно над нами взмывает —
Вижу я морг, что отравленных нас принимает.
Я заклинаю стихами, любовью печальной;
Пусть же Танит осенит нас молитвой прощальной!
ЧЕМПИОН СЕЗОНА
© Перевод Ю. Ряшенцев
О, это все темно и непонятно,
Как жизнь иероглифов темна.
Я — мальчик, чиркающий грифелем невнятно,
Когда душа другим увлечена.
Мадонна на базаре Дезертирском —
Не ново ли? Я холоден душой.
А «Западный диван» напишет с блеском
Какой-нибудь торговец небольшой.
Мне прежнее пристрастье к излияньям
И слезы беспричинные смешны.
Ведь лира — гусли, лирика — кривлянье,
Когда надежды в прах сокрушены.
О сожаленье, а не о спасенье Молю.
Скрипичной мессой мне в ответ
Лафорговское плачет воскресенье —
И просит мира проклятый поэт…
Орпири… Дождь… Потоп… Добыт волною,
Ихтиозавр в ревущей тьме исчез…
И мнится: я — в порфире, надо мною
Нашептывает страсти мокрый бес.
Бегу за уходящим днем, едва ли
Не как ребенок. Моего отца
Священники — двенадцать! — отпевали,
Ни одного — в час моего конца!
Господь приемлет душу. В целом свете
Он ведает: не для земли она…
Так малярия плакала в поэте.
Сумбурна речь Табидзе и темна.
МЕЛИТЕ («Александрия… Карабулах…»)
© Перевод С. Ботвинник
Александрия… Карабулах…
Звездная гончая, нимфа Мелита…
Стих подступает, как конь на рысях,
Ярость Мадонны, нимфа Мелита!
Долго поэта терзали мечты;
Вот, заставляя прохожих молиться,
Взор Клеопатры скользит с высоты.
Сердце распорото, стих мой дробится…
Видится мне: тень за тенью идет, —
Что рассказать им, поэзия, сможешь?
Первой мечты окрыленной полет!
Ты красоту открываешь и множишь…
Лирика душу сегодня влечет.
Разве Пиндаров у нас не бывало?
Как этот стих неровно течет, —
Новых стихов он залог и начало.
Пусть, королева сезона, с тобой
Мчит, как гарольд, до Парижа афиша…
Сложит в кафе тебе песню другой,
Встретим стихами возврат из Парижа!
Звездная гончая, ярость Мадонны…
Кахетии сломанная корона.
ГИОН САГАНЕЛИ («Давай-ка припомним в стихах и помянем вином…»)
© Перевод И. Дадашидзе
Давай-ка припомним в стихах и помянем вином
Тебя, наш лукавый чертенок, Гион Саганели.
Наверное, вскорости все, как один, мы умрем,
Так круто и зло раскачались лихие качели.
Кто стал бы сегодня в поэзию верить, как ты,
Кто стал бы, как ты, перед смертью томиться стихами?..
Вот, кажется, мы и дошли до последней черты —
И стих цепенеет, и слово твердеет, как камень.
Еще до конца дочитаем мы твой манифест.
Еще мы поймем, что стихи без тебя потускнели.
И словно очнемся: так вот он — отчаянья жест
И знак обреченности! Бедный Гион Саганели!..
Мешаются мысли… Чего ж я твержу, как заклятье:
— Чертенок и молния… Маленький гробик…
Большое проклятье…
23 АПРЕЛЯ 1923 ГОДА