Ей-Богу, мы родичи были друг другу —
Монгольскую кровь разгоняли сердца.
Взяв душу, стервятники в небе по кругу
Парят, чтоб и падаль склевать до конца.
Давно Амиран изнемог здесь от пыток —
Подобная участь и нам суждена.
Как мирро, ты выпил смертельный напиток —
И нам допивать это зелье до дна.
Взревел по тебе, так что треснул от рева,
У Чопурашвили орган заводной.
Скрываю я даже от брата родного,
Какой в моем сердце спекается гной!
Вовек потому не избуду печали,
Что верности клятвы, признанья в любви
При жизни, Есенин, тебя не застали,
Ты не отзовешься — зови не зови.
Друзья, если головы наши в канаву
Покатятся разом, пусть знает любой,
Что, как бы то ни было, братом по праву
Есенина Орден считал Голубой!
ТАНИТ ТАБИДЗЕ («Саламбо, босоногая, хрупкая…»)
© Перевод Б. Пастернак
Саламбо, босоногая, хрупкая,
Ты привязанною за лапку
Карфагенской ручною голубкою
Ходишь, жмешься и хохлишься зябко.
Мысль моя от тебя переносится
К Карфагену, к Танит, к Ганнибалу.
Он на меч свой подставленный бросится
И покончит с собой, как бывало.
Сколько жить мне, про то я не ведаю,
Но меня со второго апреля
Всю неделю тревожат, преследуя,
Карфагенские параллели.
Я в Тбилиси, но дерево всякое,
Травка, лужица гонят отсюда,
И лягушки весенние, квакая,
Шлют мне весть с деревенского пруда.
Спи, не подозревая ни малости,
Как мне страшно под нашею крышею,
Как я мучусь тоскою и жалостью
Ко всему, что я вижу и слышу.
НЕ УДИВЛЯЙСЯ
© Перевод Н. Соколовская
Не удивляйся, если вдруг услышишь,
Что Тициан молчит уже давно.
Я раб мечты. Когда мечтою дышишь,
Все прочее забыть немудрено.
Сегодня я не стану лицемерить:
Мне нравился когда-то дадаизм.
Терзался я. И можешь мне поверить,
Что в этом раздвоеньи был трагизм.
Как эшафот — Халдея… Наважденье!
Плач неба надо мною не затих.
Невозбранимы сердцу заблужденья.
И я поддался одному из них.
Вихрь пролетел у нас над головами.
Я только нынче начинаю жить.
Нельзя огонь пересказать словами,
Как пригоршнею море осушить.
О, детский мир былых стихотворений:
Где истина, где фарс — не разобрать…
Под натиском внезапных откровений
Я начинаю новую тетрадь!
«Мне свеча святая Алаверди…»
© Перевод С. Гандлевский
Мне свеча святая Алаверди,
И трехсот арагвинцев сраженье,
И сионский колокол до смерти
Душу мучают, как наважденье.
Хватит снова видеть грудь царицы,
Синюю от пыток и побоев,
Знать, что под Марабдой кровь струится —
Страшен остров из костей героев.
Хватит, говорю, нет больше мочи
Слышать тихий плач Светицховели,
Видеть Богородицыны очи,
Изрешеченные при расстреле.
Как мне слез не лить о каждой ране,
Как не горевать от произвола!
Пусть воскреснет внук у Дадиани
И на Картли не придут монголы!
Но беда видна, беда слышна мне, —
Вновь царевич Александр рыдает,
Вновь убийство в Цицамури камни
Кровью праведною обагряет.
Горе родины взывает к мести.
Новой песни не просите, бросьте.
Где возьму я сил для новой песни,
Если в прошлом кости, кости, кости!
Не жалейте о моем бессилье,
Жалости не надо мне, поверьте.
Прахом стал я, пеплом стал я, пылью,
И пою, как накануне смерти.
НАДПИСЬ НА КНИГЕ «АНГЕЛ-ВСАДНИК»
© Перевод Б. Резников
На новый стадион спешит столица,
И белый ангел мчится на коне…
Одною хоть строкой своей хвалиться
На памяти твоей случалось мне?
Пусть это ведают отчизны дали,
Но и тебе, родная, нужно знать,
Как тяжко мяч в игре вести годами,
Чтобы в аду поэмы сочинять…
Вы знаете, кто этот Ангел Сечи
На скакуне, летящем над землей.
Легко ль всю Грузию взвалить на плечи?
Но я — поэт в засаде боевой.
Внук славных мастеров, я против слова
Сражаюсь, из корней могучих пьющего
Собой, как тканью сумрака ночного,
Укрой поэта Грузии грядущего.