Где еще Грузия — Грузии кроме?
Край мой, ты прелесть
и крайняя крайность!
Что понукает движение крови
В жилах, как ты, моя жизнь, моя радость?
Если рожден я — рожден не на время,
А навсегда, обожатель и раб твой.
Смерть я снесу, и бессмертия бремя
Не утомит меня… Жизнь моя, здравствуй.
СЕНТИМЕНТАЛЬНОЕ ПУТЕШЕСТВИЕ
© Перевод И. Мельникова
Май всюду есть май. Повсеместное чудо.
Но все же в Батуми в нем нежность иная.
И понял я нынче — вовек не забуду —
Что нет красоте ни предела, ни края.
В смятении память: «А было ли, было?»
Так кротко морское пространство дышало.
Семь дверец высокое небо раскрыло
И радужным поясом небо сковало.
И лучшая занавесь ирисов белых
Колеблется в такт лакированным кронам.
И стаей уснувшей птиц меловотелых —
Так розы рассыпаны в глянце зеленом.
Один перед райскими медлю вратами,
Что настежь открыты и манят отрадой.
Быть может, поэт обречен небесами
На поиски края, где рая не надо.
Воскликнуть готов: «Гибель вашему роду!»
Так мучит сознанье любимое имя.
Сияют врата, что венчают свободу.
Мне стыдно, что я без тебя перед ними.
ЯРАЛИ
© Перевод К. Арсенева
Судьбою ты нам послан, Ярали,
И, верно, музы милость нам явили —
Поэт грузинской солнечной земли
Наш верный брат Сандро Шаншиашвили.
Взгляни, сомкнулся тесный круг друзей.
Мы пленены звенящими словами.
Покорены отвагою твоей.
Веселие повелевает нами.
О, пойте, пейте пряное вино,
Еще полнее наливайте чаши.
Мы молоды, нам праздновать дано,
Так выпьем нынче за удачи наши.
«Сюда, Нино, вино
И тари и Тамари.
Хорошее вино
И толумбаш в ударе.
Веселый толумбаш,
Нам послужи примером.
Пей крепкое вино,
Не уступай имерам».
Мы молоды, и ты еще не стар.
И с колыбели нас, неискушенных,
Обворожил твой несказанный дар, —
Нас, в музыку поэзии влюбленных.
Ты поднимался с нашим веком в рост
И магию нашел в обычном слове.
Поэт-олень, ты снял покров со звезд…
Ну как не выпить за твое здоровье!
Когда зажглась любовь в твоей крови
И закружила душу круговертью,
Ты словно ранил нас ножом любви,
Себе и нам завоевав бессмертье.
Не для никчемных песен торжество,
О Ярали, а ты дружил с мечтою.
И только пламя сердца твоего
Для нас затеплит солнце золотое.
СЕЛЬСКАЯ НОЧЬ
© Перевод Б. Пастернак
Дворняжки малые «тяв-тяв» на месяц в небе,
А он к земле — и шмыг от них в овражек.
Мешая в шапке звезды, точно жребьи,
Забрасывает ими ночь дворняжек.
Дворняжки малые «тяв-тяв» на новолунье,
А я не сплю, не спится, как ни силюсь.
Что-то другое б сцапали брехуньи, —
Унесть в зубах покой мой умудрились.
Все ближе день, все ниже, ниже месяц.
Все больше гор, все явственней их клинья.
Все видимей за линией предместьиц
Тифлис с горы, открывшийся в низине.
О, город мой, я тайн твоих угадчик
И сторож твой, и утром, как меньшая
Из тявкающих по ночам собачек,
Стихами с гор покой твой оглашаю.
Из Окрокан блюду твои ворота.
А ведь стеречь тебя такое счастье,
Что сердце рвется песнью полноротой,
Как лай восторга из собачьей пасти.
РОАЛЬД АМУНДСЕН
Поэма
© Перевод С. Гандлевский
— Проснись, —
Человеческой совести сонной
Твержу я, —
Пусть носит Амундсена имя
Звезда эта,
Первенец утренней сини
У солнца во лбу,
На краю небосклона.
Декабрьская пятница.
Колокола
Трезвон погребальный
Разносят по свету.
От горя сжимается
Сердце планеты —
Так было
Четырнадцатого числа.
Одних опечалит
Торжественный звон
Лишь на две минуты,
Но станет кому-то
Смерть эта
Утратой до смертной минуты.
Отныне
Я заново горем рожден.
Себе говорю я:
— Нельзя, чтоб умолк
Твой голос
И скорбное сердцебиенье.
Не сдерживай речи:
Спасти от забвенья
Отвагу — не право поэта,
А долг.
Коснись славословием
Слуха людского,
Дай волю словам,
Но достаточно двух:
Лишь имя Роальда Амундсена
Вслух
Произнесено —
И поэма готова.
Всю жизнь,
Сколько помню себя, это имя
Прекрасное
Было моим наважденьем.
Прислушайтесь к памяти
Со снисхожденьем,
К рассказу,
Рожденному днями былыми.
Ребенком с Риони,
Глаза закрывая
И делая вид,
Что не слышу, как мать
Зовет меня в дом,
Я часами мог ждать
Саней золотых
Из заветного края.
Обычное судно
Вблизи берегов
Казалось триремой
В бушующей пене.
О, как я хотел
Превратиться в оленя
И мчаться стрелой
Среди вечных снегов.
Не спится,
И вертишься ночь напролет
В горячей постели,
Дыша еле-еле.
Мой стих оттого только
Стих в самом деле,
Что в памяти этой
Начало берет.
Теперь, хоть я сам
Обзавелся семьей,
Ребенком себя
Ощущаю спросонок.
Так конь без поводьев
Находит проселок,
По памяти зная
Дорогу домой.
Закрою глаза —
Проплывают опять
Олени и сани
Пред мысленным взором.
Но сколько сиротства
Есть в детстве, в котором
Могилы Амундсена
Не отыскать!
Взывай
К человеческой совести сонной,
Чтоб дали
Роальда Амундсена имя
Звезде этой —
Первенцу утренней сини,
У солнца во лбу,
На краю небосклона.