— Старик попросту не едет! Сначала по-нашему обругается, а потом сейчас в битву…
По команде «становись» и «равняйся» роты стройно выровнялись, и лица как бы застыли в ожидании.
Наконец на левом фланге послышались звонкие удары копыт о мерзлую землю, и Гейман подъехал верхом, в сопровождении одного адъютанта и небольшого казачьего конвоя. На генерале было форменное пальто с барашком и между длинными седыми бакенбардами белелся Георгиевский крест 2-го класса, полученный им за Деве-Бойну; легкая черкесская шашка висела сбоку. Левую руку, вследствие старой раны в плечо, он держал на широкой черной повязке. На ногах были надеты валенки, обшитые наполовину черной кожей.
Поздоровавшись с ротами, Гейман улыбнулся и спросил:
— Хорошо ли вам живется тут? Вкусны ли пироги турецкие?
Солдаты что-то такое крикнули в ответ, и эти ответы перепутались в общем отрывистом говоре, перебиваясь хриплым смехом.
Затем Василий Александрович слез с лошади и, надвинув слегка шапку на затылок, окинул взглядом офицеров, приподняв слегка вверх свои дугообразные брови, подернутые частой сединой. Потом, слегка нагнувшись вперед и помахивая здоровой рукой, небольшими шагами пошел вдоль фронта, задавая по временам короткие вопросы. Он говорил несколько бася и отрубал слова, точно командовал «на плечо!» или «рота, пли!». Вследствие долголетней боевой службы и жизни между солдатами он никогда не задумывался над тем, что и о чем говорить, за словом в карман не лез и для убедительности приправлял свою речь крепкими русскими выражениями. Солдаты провожали глазами его высокую худощавую фигуру.
— Ну, вы тут не отъелись, молодцы… И рожи вытянулись… Тебя как зовут?
— Яков Дмитриев, ваше превосходительство, — отвечал стройный солдат с ястребиным взглядом, выпячивая грудь колесом.
— Какой губернии родом?
— Симбирской.
— Значит, к морозу привык… Отчего у тебя Егория нет?
— Не заслужил, ваше превосходительство!
— А ты там, — обратился генерал к черненькому худому солдату в задней шеренге, — что шею вытянул, точно петух?.. Поди сюда! Не ты, не ты! Вот этот: лопоухий!.. Ты не из жидов ли?
— Никак нет, — отвечал обиженным тоном солдат.
— Ну, виноват… Э! да у тебя крест на груди? За что получил?
— За сра-же-ни-е двадцатого сентября на турецких высотах, — отвечал тот, точно повторяя заученный урок.
— На турецких? да тут, брат, все турецкие, да только теперь наши стали… Ну, молодец! Дайте ему рубль…
Потом, выйдя опять на середину, генерал поблагодарил солдат за службу и сказал:
— Теперь отдыхайте спокойно, только не очень! А придет время, вот этот самый Эрзерум штурмовать будем! — И Гейман протянул руку по направлению к Эрзеруму. — Знаю, что вам тяжело, мои молодцы! И мне, старику, тяжело! Что делать? Будем терпеть. Я надеюсь на вас. Вы герои. Мы победили, и эту крепость возьмем и победим! И вперед пойдем — опять турецкие морды бить будем! Смотрите же, поддержите честь кавказской армии!
Кто-то крикнул «ура», и резкое «ура» несколько раз прокатилось по рядам. Веселые глаза Геймана как будто затуманились, он был доволен и, повернувшись к Иловлину, сказал: «Дайте им по чарке водки», и отпустил солдат, повторив, что «теперь они могут отдыхать спокойно и поправляться». Слушая Геймана, Иловлин невольно вспомнил последние слова его приказа, отданного за четыре дня до деве-бойнского сражения: «Теперь, боевые товарищи, мы поистине завоевали себе спокойные зимние квартиры в сердце Анатолии…» [10]
— Ну, что, как вы кормите солдат? — спросил его Гейман.
Иловлин приложил руку к козырьку и что-то промычал.
— Опустите руку… Покупаете у жителей?..
— Так точно, ваше превосходительство; только здесь — муки почти нет, большею частью все выдаем в зерне.
10
Имелась в виду возможность расположения войск на зимний период в центре Анатолии — основной части Турции, расположенной на полуострове Малая Азия. С 20-х годов XX века Анатолией называется вся азиатская часть Турции.