Марков стал частью этой древней цепочки поглощения и распространения, ее агентом и заложником, участником и получателем дивидендов. Но в тот дождливый августовский полдень он думал не об этом. Его ждали Труш и Горборуков, и он вернулся к ним спустя девятнадцать минут с видавшим виды обрезом в руках. Когда-то это был полноразмерный дробовик, но после того, как дуло случайно погнулось, Маркову пришлось его обрезать: не для увеличения пробивной способности, а просто чтобы им можно было хоть как-то пользоваться. Труш не был уверен, что это единственное огнестрельное оружие Маркова, но тот выполнил свою часть сделки, и этого было достаточно. Свое слово Труш тоже сдержал: не стал доставать бланки протоколов. Посоветовав Маркову на прощание не нарушать закон, Труш и Горборуков отправились дальше, причем все трое пребывали в уверенности, что их встреча далеко не последняя. Испокон веков люди играли в эту игру — охота на охотника. Когда-то и Робин Гуд начинал как браконьер, и нужно отметить, что сегодняшнее положение дел в Приморье поразительно напоминает то, что происходило в Шервудском лесу пятьсот лет назад.
Современные правила охоты в России наряду с политикой лицензирования огнестрельного оружия воскресили средневековые порядки, запрещавшие крестьянам охотиться или даже просто иметь собственное оружие. В те времена, как и сейчас, валка леса и охота являлись значительным подспорьем для многих и были широко распространены, что наносило существенный ущерб европейским лесным угодьям. Привело это к тому, что наиболее богатые дичью леса превратили в заповедники, где охотиться разрешалось исключительно знати. Аналогичным образом события развивались в постперестроечной России: охота превратилась в роскошь, которую могли себе позволить единицы. Значительное сокращение числа охотничьих лицензий в Приморье преследовало благую цель — сохранение популярных среди охотников видов животных. Однако это привело лишь к тому, что лицензии стали доставаться исключительно людям с деньгами либо со связями. К сожалению, люди с деньгами и со связями зачастую относятся к лесу и его обитателям как к собственности, потребленчески, без должного пиетета. Среди большинства русских нуворишей бытует мнение, что они выше закона — и подчас это действительно так. После краха советской власти в России появилась доморощенная псевдоаристократия, упивающаяся собственной исключительностью. «Для таких людей, — утверждал Труш, — выстрелить в медведя или тигра — вопрос гордости, и не важно, куда попадет пуля. Им все равно, убили они зверя или ранили. Таких охотников много, стреляют не думая».
Это вызывающе пренебрежительное отношение к природе и закону порой принимает причудливые формы. Однажды в лесу Труш наткнулся на танк. Танк был модифицирован «для мирных целей»: стрелковую башню демонтировали, а «салон» выстлали коврами. Несколько менеджеров высшего звена отправились на охоту, словно падишахи на слоне. Естественно, такое транспортное средство не могло быть легальным. Его пассажиры отнюдь не обрадовались встрече с Трушем, вооруженным видеокамерой, и начали угрожать. Впоследствии Труш рассказал эту историю:
Я снимал все на пленку, и ее показали в национальном эфире. Увидев себя по телевизору, эти люди пригласили меня на разборки, и я согласился прийти. Они спрашивают: «Ты что же, не боишься?» А я говорю: «Нет, не боюсь». Они начали угрожать: «Ты что делаешь? Не понимаешь ничего? У нас тут не Европа и не Америка, ты в России: здесь можно уйти в лес и не вернуться». Потом потребовали вернуть пленку. Я им сказал: «Ребята, у меня такая работа. Пленка во Владивостоке. Хотите — идите к моему начальству, беседуйте». Тогда они заявили, что я безнадежен и меня легче убить, чем со мной договориться.