— Тигр! Совсем недавно, уже утром прошел по кабаньим следам. Он где-то недалеко!
Выхватил из кобуры свой легкий полевой бинокль и стал рассматривать открывавшиеся на западе горы. Покрытые снегом, заросшие густым чернолесьем хребты громоздились один над другим. На дальнем, почти в версте от нас, на прогалинах даже простым глазом были видны темные пятна и полосы вывернутого из-под снега потемневшего листа, — работа большого табуна кабанов. Мы с Соколовым тоже вытянули свои бинокли, хотя, честно говоря, я профессионально пользоваться им еще не умел. Это серьезная наука, дающаяся упорной практикой и опытом. Многие ретивые охотники так никогда и не познали ее огромного преимущества, а в нашей семье она прививалась еще дедом. Прижав с боков рукавичками холодные окуляры, отец неотрывно рассматривал дальний косогор. И вдруг выдохнул:
— Вижу! Он! Идет по кабаньей тропе! Смотрите, во-он, в самой середине того сивера, чуть пониже большой копанины…
Я навел свой бинокль и — увидел ЕГО! Сначала показалось, что слева направо вдоль заснеженного и заросшего косогора медленно плывет одно из деревьев, вернее толстое бревно. На этом расстоянии огромный хищник казался совсем черным. Он, он! Какое чудо! Я впервые видел живого тигра в его родной стихии. Сердце отчаянно колотилось, лоб взмок, но я не мог оторваться от окуляров. А «бревно» все плыло, медленно, то скрываясь в зарослях, то появляясь в просветах, — плыло как по шнуру. Видимо, тигр шел звериной тропой, проложенной в глубоком снегу, потому что лап не было видно. Да и расстояние значительное: без бинокля он был едва заметен.
Из шока вывел приглушенный голос отца.
— Слушай, вот что. Мы с Николаем Иванычем пойдем его следить. Может, он задавит кабана и мы его настигнем. А ты дуй бегом на базу, объясни Риду где и как нас найти. Вернее, пересечь наш след и идти по нему. Пусть берет всех свободных людей, всю свору, продуктов дня на три, пилу, топор и — ходом за нами. Не сегодня, так завтра мы должны его нагнать. Не может быть, чтобы не поймал добычу. Ну, давай, пулей!.. Вон с той вершины увидишь реку, а там сориентируешься сам.
В гору я пер как паровоз, а с горы, где только можно, бежал без передышки, из последних сил. Ворвался в фанзу примерно в полдень.
Все были в сборе, ждали известий от нас, сами они ничего не обнаружили. Едва переведя дух, я выпалил:
— Мистер Рид, тайгер!.. Михаил Юрьевич, скажите ему, — мы нашли тигра, папа идет по следу, велел догонять…
Граф бойко переводил мой сбивчивый рассказ и инструкции отца. Порозовевший сквозь седую щетину старый ковбой кипел, отдавая приказания. Все пришло в движение. Во дворе затявкали собаки, всхрапнул под седлом так полюбившийся Риду серый мерин. Второй пошел под вьюком с палаткой, посудой, провиантом. Команда собралась, как на пожар.
Все-таки заметив, что я едва держусь на ногах, Рид похлопал меня по плечу и велел оставаться отдыхать. Ты, мол, свое дело сделал.
Двор опустел, а я растянулся на теплой циновке и похоже чувствовал себя тем греком, который проделал первый марафон. Только в отличие от него остался жив.
Окончание истории я знаю уже со слов участников. Они вышли на следы и к вечеру догнали отца и Соколова, уже вставших на ночлег. Ребята рассказывали, что Рид все время летел впереди на своем «коньке-горбунке» в окружении собак, удивляя всех виртуозной верховой ездой, порой настоящей джигитовкой: перемахивал через упавшие деревья, свалившись на бок, проскакивал под стволами зависших лесин. Подбадривал себя и собак излюбленным кличем «Лайон, лайон!»
Они преследовали тигра весь следующий день, но очевидно сытый кот выгадал за ночь немалую фору и уходил почти по прямой, не задерживаясь и совсем не интересуясь охотой. К концу второго дня след его пересек по заснеженному льду пограничную реку Туманган, за которой, увы, начиналось уже другое государство — Маньчжурия. В те годы — территория трех восточных провинций Китая, которой на правах сильного правил бывший предводитель хунхузов генерал Джан Цзолин. Верховный командующий тех хунхузов, которых панически боялся глава нашей экспедиции.
Так и уехал он назад в Америку без главного, вожделенного трофея. А граф Михаил Юрьевич Олсуфьев вернулся в Харбин и вскоре укатил в Париж.
Однако для нас, братьев, эта охота-сафари сыграла немалую роль. Заставила познакомиться с обширным районом тайги, закалила и многому научила. Впоследствии мы уже самостоятельно руководили многими сложными походами.