И спросил так же спокойно:
– Чего хотела Лиз Петерсен?
– Просто пожелала мне удачи.
– В самом деле? – с иронией переспросил Макгилл. – Если так, то ей следовало бы разделать своего братца острым ножом.
Он посмотрел на запотевшие края кружки.
– Подумай сам, тупой нож может оказаться лучше. Юрист Петерсена просто доконал тебя утром.
– Я знаю, – Бэллард отпил глоток с видимым удовольствием. – Это не важно, Майк. И ты, и я знаем, что показания в нашу пользу.
– Ошибаешься, – решительно сказал Макгилл. – Свидетельство зависит от того, как преподнесет его юрист, а говоря о юристах, подумай хотя бы о Рикмене. Ты ведь знаешь, какой финт он провернул сегодня утром, не правда ли? Он хотел повернуть дело так, как будто ты пытаешься улизнуть. Черт, а ведь каждый в зале думал, что ты действительно собирался уехать из страны.
Бэллард потер глаза.
– Я говорил что-то Рикмену как раз перед началом заседания, и он меня неправильно понял, только и всего.
– Только и всего? Не может быть. Уж он-то такой ушлый парень, в зале суда он все понимает. Если он неправильно понял, значит, он хотел неправильно понять. И все-таки, что ты ему сказал?
Бэллард вынул бумажник и извлек листок. – Я уже уходил из отеля сегодня утром, когда мне передали это.
Он передал листок Макгиллу. – Мой дед умер!
Макгилл развернул телеграмму и прочитал.
– Прости, Йен; мне в самом деле очень жаль.
Он секунду помолчал.
– Эта Герриет – твоя мать?
– Да.
– Она хочет, чтобы ты возвращался домой?
– Еще бы, – с горечью сказал Бэллард.
– И ты показал это Рикмену?
– Да.
– И он, прикинувшись ангелочком, упрекнул тебя в том, что ты трус. Какого черта, Йен; он представляет вовсе не тебя. Он представляет компанию.
– Мои интересы – интересы компании.
– Ты ведь веришь тому, что сказал председатель комиссии, не правда ли? То есть все, что им нужно – это добиться истины. Так вот, может быть, это то, что думает Гаррисон, но не то, что нужно публике. Пятьдесят четыре человека погибли, Йен, и публике нужен козел отпущения. Президент вашей компании знает...
– Председатель.
Макгилл сделал нетерпеливый жест.
– К черту семантику. Председатель вашей компании это тоже понимает и, ручаюсь, сделает все, чтобы козлом отпущения не стала компания. Поэтому-то он и нанял этого пройдоху Рикмена, и если ты думаешь, что Рикмен помогает тебе, ты сошел с ума. Если компания сумеет выбраться, принеся тебя при этом в жертву, тогда это именно то, что они сделают.
Он стукнул по столу.
– Я прямо сейчас могу набросать тебе сценарий. Мистер Бэллард – новый сотрудник компании. Мистер Бэллард молод и неопытен. Вполне естественно ожидать, что в таком возрасте человек может совершать такие непростительные ошибки. И, конечно, эти ошибки мы вполне можем извинить его неопытностью.
Макгилл откинулся на спинку стула.
– К тому времени, как Рикмен разделается с тобой, он заставит каждого поверить, что ты устроил этот чертов обвал, а Петерсены с их мошенником-юристом наизнанку вывернутся, чтобы помочь ему.
Бэллард слегка улыбнулся.
– Воображение у тебя работает великолепно, Майк.
– Да не болтай чепуху! – воскликнул Макгилл с отвращением. – Давай возьмем еще пива.
– Моя очередь.
Бэллард встал и направился к бару. Вернувшись, он сказал:
– Значит, старикан отдал концы.
Он покрутил головой.
– Знаешь, Майк, это задело меня сильнее, чем я ожидал.
Макгилл налил себе еще пива.
– Судя по тому, как ты говоришь о нем, я удивляюсь, что ты вообще что-нибудь чувствуешь.
– О, он был сварливым старикашкой – упрямым и себялюбивым, но было в нем что-то...
Бэллард помотал головой.
– Не знаю.
– Что произошло с корпорацией твоих родителей. Как она называется?
– Бэллард Холдингс.
– Что будет с Бэллард Холдингс теперь, когда он умер? Ее тут же проглотят?
– Не уверен. Старик организовал Совет попечителей или что-то вроде того. Я никогда не пробовал разобраться в этом, знал, что все равно не удастся. Думаю, что все останется очень стабильным, потому что дядя Берт, дядя Стив и дядя Эд управляют делами так же, как и раньше. То есть плохо.
– Я не понимаю, почему пайщики мирятся с этим.
– Пайщики не имеют к делу ни малейшего отношения. Приведу тебе один факт из нашей финансовой жизни, Майк. Совсем не обязательно иметь пятьдесят один процент акций компании, чтобы ее контролировать. Достаточно тридцати процентов, если остальные акции разделены на мелкие части и твои юристы и бухгалтеры немного соображают.
Бэллард пожал плечами.
– В любом случае у пайщиков нет причин огорчаться; все компании Бэллардов делают прибыль, и те, кто покупает акции Бэллардов сегодня, отнюдь не склонны глубоко вникать, каким путем она достается.
– Конечно, – безучастно сказал Макгилл.
Это его не очень интересовало. Он наклонился вперед и предложил:
– Давай разработаем кое-какую стратегию.
– Что ты имеешь в виду?
– Я пытаюсь вычислить, как поступит Гаррисон. В логике ему не откажешь, и это нам на пользу. Завтра мне предстоит давать показания о встрече с управлением шахты. Почему именно мне?
– Гаррисон спрашивал, был ли ты там во время встречи, а ты был. Он выбрал тебя – ты уже стоял на трибуне, и не к чему было вызывать другого свидетеля. Во всяком случае, я так думаю.
Макгилл казался удовлетворенным ответом.
– Я тоже так считаю. Гаррисон сказал, что выслушает показания в хронологическом порядке, так он и делает.
– А что произошло после этой встречи?
– У нас была встреча с городским советом.
– И о чем Гаррисон будет меня спрашивать?
– Он спросит, присутствовал ли ты во время встречи, и тебе придется ответить «нет», потому что ты ушел с половины. Значит?
– Значит, я вызову следующего свидетеля и, зная, как поступит Гаррисон, думаю, что смогу угадать его.
– Кто же будет следующим свидетелем?
– Тури Бак, – сказал Макгилл. – Я хочу занести в протокол историю Хукахоронуи, только чтобы убедить их. Я хочу засвидетельствовать в протоколе удивительную тупость этого чертового городского совета.
Бэллард угрюмо заглянул в кружку.
– Я не хотел бы вмешивать сюда Тури.
– Но он сам этого хочет. Он уже предложил себя в качестве добровольного свидетеля. Он остановился здесь, у сестры в Крайстчерче, завтра утром мы подвезем его.
– Ладно.
– Теперь, смотри, Йен. Тури – старик, и враждебный перекрестный допрос может легко сбить его с толку. Нам придется позаботиться, чтобы вопросы были поставлены в должном порядке. Мы должны законопатить все так тщательно, чтобы никто – ни Лайалл, ни Рикмен – не смог найти ни малейшей щелки.
– Я составлю список вопросов для Рикмена, – сказал Бэллард.
Макгилл возвел глаза к небу.
– Неужели ты не соображаешь, что, если Рикмен начнет допрашивать Тури, он это будет делать крайне враждебно?
Бэллард коротко заметил:
– Рикмен представляет меня, и он последует моим указаниям.
– А если нет?
– Если нет, тогда я признаю, что ты прав, и это полностью развяжет мне руки. Мы посмотрим.
Он осушил кружку.
– Я весь липкий от пота; надо принять душ.
Когда они выходили из бара, Макгилл сказал:
– Кстати, о телеграмме. Ты ведь не собираешься возвращаться, не так ли?
– Ты имеешь в виду, не поспешу ли я домой к мамочке? – усмехнулся Бэллард. – Нет, пока Гаррисон – председатель комиссии. Сомневаюсь, чтоб даже моя матушка взяла верх над Гаррисоном.
– Твоя мать ведь не еврейка, правда? – с любопытством спросил Макгилл.
– Нет. Почему ты спросил?
– Просто принято считать, что у еврейских матерей очень сильный характер. Но, похоже, твоя мать может дать фору еврейской матери, и все-таки выиграет.
– Тут дело не в сильном характере, – рассудительно произнес Бэллард. – Это всего лишь откровенный моральный шантаж.