— У вас не выйдет.
— Sauw qui pent, мой мальчик. Выйдет. Частоты не ограничиваются пятнадцатью тысячами ангстрем.
— Проклятье! Вы Сатана? Люцифер? Только дьявол может обладать такими силами!
— Или ангел, старик.
— Вы не похожи на ангела. Вы похожи на Сатану.
— А? Ха! Сатана тоже был ангелом до своего падения. Он имел много связей на небе. Конечно, есть фамильное сходство, черт побери! — Мистер Аквил оборвал смех, перегнулся через стол. Веселье слетело с его лица, осталась только суровость. — Сказать вам, кто я, мой цыпленочек? Объяснить, почему один нечаянный взгляд перевернул ваш разум вверх тормашками?
Халсион кивнул, не в силах вымолвить ни слова.
— Я негодяй, белая ворона, шалопай, подлец. Я эмигрант. Да, черт побери! Эмигрант! — Взгляд мистера Аквила стал каким-то раненым. — По вашим стандартам, я великий человек с бесконечной силой и многообразием. Такими были эмигранты из Европы для туземцев с побережья Таити. А? Таким являюсь для вас я, когда прочесываю звездные берега ради капельки развлечений, капельки надежды, капельки авантюризма… Я плохой, — продолжал мистер Аквил с дрожью отчаяния в голосе. — Я испорченный. На родине нет места, где могли бы терпеть меня. Мне отомстили тем, что оставили здесь. И были моменты неосторожности, когда боль и отчаяние наполняли мой взгляд и поражали ужасом ваши невинные души. Как тебя тогда, да?
Халсион снова кивнул.
— Вот такие дела. Ребенок в Солоне Аквиле уничтожил его и привел к болезни, сломавшей ему жизнь. Ui. Я слишком страдаю от детских фантазий, от которых не могу избавиться. Не повторяй той же самой ошибки, прошу тебя… — Мистер Аквил взглянул на часы и вскочил. К нему вернулась энергия. — Прекрасно! Уже поздно. Время собирать твой разум, старик. Каким ему быть? Старое лицо или молодое? Реальность грез или грезы реальности?
— Сколько, вы сказали, решений мы должны принять за время жизни?
— Пять миллионов двести семьдесят одну тысячу девять. Плюс-минус тысяча, черт побери!
— И сколько осталось мне?
— А? Verite saus per… Два миллиона шестьсот тридцать пять тысяч пятьсот сорок… примерно.
— Но нынешнее самое важное.
— Все они самые важные. — Мистер Аквил шагнул к двери, положил руку на кнопки сложного устройства и покосился на Халсиона. — Voila tout, — сказал он. — Слово за тобой.
— Я выбираю трудный путь, — решил Халсион.
Путевой дневник
К концу двадцать второго столетия, ценою жизней и средств, превосходящих даже затраты на последнюю мировую войну, наконец было налажено транспортное сообщение между планетами Солнечной системы.
10 июня. Венера. Остановились в «Эксельсиоре». Тут все говорят по-английски, так что никаких проблем. Но они просто понятия не имеют, как правильно готовить мартини. Кошмар. Сходила к тому прекрасному портному, которого порекомендовала Линда. Купила пять божественных вещиц за сущий бесценок. Том сказал: «Обменный курс нам выгоден». Я спросила: «Что это значит?» Том: «Тут за наши доллары можно купить больше, чем дома». Я: «Тогда почему не получается купить шесть платьев?» Том: «Ну не настолько же больше». Но я заметила, что он купил себе еще одну камеру. Свинья!
Наткнулись на Трамбуллов и Роджерсов. Они нас отвели в чудесное бистро, где играет Клайд Пиппин из старого «Ки-клуба». Люблю его песни. Люблю этого человека. Том так замялся, прикидывая карандашом на бумажке общую сумму по счету. Да, нас дурят, что греха таить, но почему бы не показать, что нам по фиг? Дальше на Марс и Сатурн. Потом к Альфе Центавра.
Единственным барьером на пути практического сообщения между планетными системами оставалась скорость. Когда наконец, после многовековых изысканий, была разработана сверхсветовая технология, между звездами стало возможно путешествовать за недели, а не годы.
19 июля. Альфа Центавра. Остановились в «Эксельсиоре». Тут все говорят по-английски, так что никаких проблем. Но воду пить не дают. Кошмар. Сходила к тому прекрасному мастеру кружев, которого порекомендовала Линда. Купила пять ярдов за сущий бесценок.
Все тут грязнули и конченые бесстыдники. Отвратительно. И такие грубые! Том снимал какую-то идиотскую церемонию. Стали на нас кричать. Пытались украсть камеру. Появился местный чиновник и начал лопотать на ломаном английском. «Они говорят, не надо больше, пожалуйста. Прекратите». Том: «Что прекратить?» Чиновник: «Религия. Сакральное. Нельзя смотреть. Прекратите». Том: «Вы что, издеваетесь? Вот эта клоунада — религия?» Чиновник: «Да, пожалуйста». (Показывает на камеру.) «Отдайте, пожалуйста. Должен прекратить, пожалуйста». Том (мне): «Нет, ну они реально издеваются. Отдать камеру за четыреста долларов только из-за того, что ею пару религиозных снимков сделали». Я: «Если в Нотр-Даме такое прокатывает, то почему бы и не здесь?» Том заплатил какой-то штраф, и мы ушли.