Альфред Бестер
ТИГР! ТИГР!
Повести и рассказы
ЧЕЛОВЕК БЕЗ ЛИЦА
В бесконечной Вселенной не существует ничего нового, ничего неповторимого. Странный случай, миг чудесный, поразительное совпадение событий, обстоятельств и взаимоотношений — все это, может быть, уже не раз бывало на планете, оборачивающейся вокруг светила, Галактика которого девятикратно возрождалась заново через каждые двести миллионов лет.
Беспредельно множество цивилизаций и миров, существовавших и существующих. Все они тешили себя тщеславным заблуждением, будто во времени и пространстве не было и нет других подобных. Бесчисленно количество людей, подверженных такой же мании величия. Они воображают себя единственными, неповторимыми, незаменимыми. Их будет еще множество-множество плюс бесконечность.
Глава 1
Удар! Взрыв! Двери подвала настежь! Там, внутри, навалом денег. Хватай, тащи, тяни! Но кто это? Кто это там стоит? Бог мой! Человек Без Лица! Притаился. Глядит. Огромный. Безмолвный. Страшный. Бежать… Бежать…
Скорей бежать, а то я пропущу парижский пневматический и больше не увижу эту прелестную девушку, чье лицо как цветок, а тело создано для страсти. Я еще могу успеть. Но кто там у ворот? Это не сторож. Боже! Снова он, Человек Без Лица! Притаился. Глядит. Огромный. Безмолвный… Только бы не закричать. Да перестань…
Но я и не кричу. Я пою на сцене, на ослепительной мраморной сцене, льется музыка, горят огни. А в зале ни души. Зал — пустая темная яма, и там один лишь зритель. Как пристально он глядит! Безмолвный. Огромный. Опять Человек Без Лица.
Он закричал. Теперь он вправду закричал.
Бен Рич проснулся.
Он лежал, не двигаясь, в своей гидропатической постели, и сердце его бешено стучало, а глаза, казалось, спокойно — хотя какое уж тут спокойствие — оглядывали все вокруг. Нежно-зеленые стены; фарфоровый ночник — китайский мандарин, дотронься до него, он будет бесконечно кивать и кивать головой; разнопланетные часы, фиксирующие время трех планет и шести спутников; и, наконец, постель — кристально прозрачный бассейн, где струится нагретый до 99,9 градуса по Фаренгейту карбонизированный глицерин.
Дверь тихо отворилась, в полумраке возник Джонанс — тень в бордовой ночной пижаме, бесплотный дух с лошадиным лицом и манерами гробовщика.
— Опять? — спросил Рич.
— Да, мистер Рич.
— Громко?
— Очень громко, сэр. И так испуганно.
— Черт бы побрал ваши ослиные уши! — буркнул Рич. — Я никогда ничего не боюсь.
— Да, сэр.
— Убирайтесь.
— Слушаю, сэр. Спокойной ночи, сэр.
Джонанс сделал шаг назад, притворил дверь.
— Джонанс! — крикнул Рич.
Лакей появился опять.
— Простите меня, Джонанс.
— О, все в порядке, сэр.
— Нет, вовсе не все в порядке. — Рич обаятельно улыбнулся, — Я обращаюсь с вами как с родственником. За такую привилегию я слишком мало вам плачу.
— Ну что вы, сэр!
— В следующий раз, когда я на вас заору, гаркните и вы на меня. Будем квиты.
— О мистер Рич…
— Сделайте так, и вы подучите прибавку. — Снова улыбка. — Это все, Джонанс. Благодарю.
— Спасибо, сэр.
Камердинер ушел.
Рич вышел из постели и, обтираясь перед большим зеркалом, репетировал улыбку.
— Выбирай себе врагов сам, а не заводи их случайно, — бормотал он.
Рич внимательно разглядывал себя: мощные плечи, узкие бедра, длинные мускулистые ноги, влажные прямые волосы, большие глаза, точеный нос и капризный тонкогубый рот с жесткой складкой.
— Ну отчего? — спросил он. — Отчего? Внешностью я не поменялся бы и с дьяволом. Положением — не захочу меняться с Богом. Отчего я ору?
Он надел халат и взглянул на часы, не ведая о том, что его предкам показалась бы непостижимой та бессознательная легкость, с которой он единым разом охватил временно-числовую панораму Солнечной системы. На циферблатах стояло:
Ночь, день, лето, зима… Рич мог с лету перечислить час и время года на любых меридианах всех небесных тел, входящих в Солнечную систему. Здесь, в Нью-Йорке, отвратительное зимнее утро сменило полную безобразных кошмаров ночь. Несколько минут придется потратить на собеседование с психиатром Эспер-лиги, которого он нанял. Сколько еще можно вопить по ночам?