— А по какому номеру вы звоните?
Когда я вешаю трубку, мне стыдно взглянуть на жену, я чувствую себя изменником.
Тот звонок, что прозвучал в моей квартире на Мэдисон, 509, вовлек меня именно в такую историю. Мои бухгалтерша и секретарша ушли обедать, и я сам снимал трубку стоявшего на моем столе телефона. Чей-то милый голосок с неимоверной скоростью затараторил:
— Здравствуй, Дженет. Дженет, милая, ты знаешь, я нашла работу. Такая чудная контора, сразу за углом, на Пятой авеню, там, где старое здание Тиффани. Работать буду с десяти до четырех. У меня свой стол и даже маленькая комнатка с окошком целиком в моем распоряжении, и я…
— Простите, — сказал я, нафантазировавшись вволю, — по какому номеру вы звоните?
— Господи боже! Ну конечно, не по вашему!
— Боюсь, что нет.
— Пожалуйста, простите, что я вас побеспокоила.
— Ну что вы! Поздравляю с новой работой.
Она засмеялась:
— Большое спасибо.
Мы повесили трубки. У нее был такой чудный голосок, что я решил отправиться с ней на Таити вместо Капри. И тут опять прозвенел телефон. И снова тот же голосок:
— Дженет, милая, это Пэтси. Ты представляешь, какой ужас! Звонила только что тебе и попала совсем не туда, и вдруг ужасно романтический голос…
— Благодарю вас, Пэтси. Вы опять попали не туда.
— Господи! Снова вы?
— Угу.
— Это ведь Прескотт девять-тридцать два-тридцать два?
— Даже похожего ничего нет. Это Плаза шесть-пятьдесят-ноль ноль.
— Просто не представляю себе, как я набрала такое. Я, наверное, сегодня очень уж бестолкова.
— Скорее, очень уж взволнованны.
— Пожалуйста, простите.
— С удовольствием, — ответил я. — У вас, по-моему, тоже очень романтичный голос, Пэтси.
На этом разговор закончился, и я отправился обедать, повторяя в уме номер: Прескотт 9-32-32… Вот позвоню, попрошу Дженет и скажу ей… Что я ей скажу? Понятия не имею. Я знал лишь, что ничего подобного не сделаю; но я ходил в каком-то радужном тумане и, только придя в контору, вынужден был заняться делами. Стряхнув наваждение, я вернулся к реальности.
Подозреваю все же, что моя совесть была нечиста: я не рассказал жене об этом случае.
До замужества жена служила у меня в конторе и продолжает живо интересоваться всем, что там происходит. Каждый вечер я рассказываю ей все наши новости, и мы с удовольствием их обсуждаем по целому часу. Не был исключением и этот вечер, но о звонке Пэтси я умолчал. Я чувствовал себя неловко.
До того неловко, что на следующий день отправился в контору раньше обычного, дабы загладить укоры совести сверхурочной работой. Никто из моих девушек еще не пришел, и отвечать на телефонные звонки должен был я сам. Примерно в полдевятого зазвонил телефон, и я снял трубку.
— Плаза шесть-пятьдесят-ноль ноль, — сказал я.
Последовало мертвое молчание, которое меня взбесило. Я лютой ненавистью ненавижу растяп телефонисток, принимающих по нескольку звонков подряд и заставляющих висеть на проводе абонентов.
— Чертова кукла! — сказал я, — Надеюсь, что вы меня слышите. Сделайте одолжение впредь не трезвонить до того, как сможете соединить меня с тем, кто звонит. Кто я вам, лакей? Катитесь к дьяволу.
И в тот миг, когда я собирался шмякнуть трубку, тихий голосок сказал:
— Простите.
— Пэтси? Снова вы?
— Да, я, — ответила она.
Мое сердце так и екнуло: я понял, понял, что этот звонок уже не мог быть случайным. Она запомнила мой номер. Ей захотелось еще раз поговорить со мной.
— Доброе утро, Пэтси, — сказал я.
— Какой вы сердитый!
— Боюсь, что я вам нагрубил.
— Нет-нет. Ведь виновата я сама. Я вас все время беспокою. Не знаю, почему так получается, но всякий раз, когда я звоню Джен, я попадаю к вам. Наверно, наши провода где-то пересекаются.
— В самом деле? Очень жаль. А я надеялся, что вам захотелось услышать мой романтичный голос.
Она рассмеялась:
— Ну, не такой уж он романтичный.
— Я с вами грубо говорил. Мне бы очень хотелось как-то запалить свою вину. Вы позволите угостить вас сегодня обедом?
— Спасибо, нет.
— А с какого числа вы приступаете к работе?
— Уже с сегодняшнего. До свидания.
— Желаю вам успеха, Пэтси. После обеда позвоните Джен и расскажите мне, как вам работается.
Я повесил трубку, не совсем уверенный, пришел ли я так рано из добросовестности или в надежде на этот звонок. Честно говоря, второе представлялось мне более вероятным. Человек, вступивший на зыбкую почву обмана, внушает подозрения даже самому себе. Я был настолько собой недоволен, что заел в то утро своих помощниц.