— То, как говорят они.
— О!
— Ну что же, кхе-кхе, как наш наиболее уважаемый и крупный ученый, вы, дорогой Профессор, не должны бы иметь против этой программы никаких возражений.
— Но тут возникает некая проблема, — кисло заметил Белый Крыс.
— Назовите ее нам, уважаемый сэр, опишите ее, и мы вместе подумаем, как, кхе-кхе, с нею справиться.
— Джеймс настолько привык говорить по-нашему, что, боюсь, не захочет учиться говорить на их языке.
— Но почему, мой высокоученый друг, вы сами-то этого так хотите?
— Потому что перед ним стоит перспектива Раттерса.
— Ах да, конечно. Ваша любимая альма-матер. Но я все равно не вполне понимаю, в чем вам видится трудность.
— Мы будем вынуждены от него отгородиться.
— Извините?
— Мы должны перестать с ним разговаривать. Чтобы он научился говорить по-ихнему, мы должны поломать его привычку. Никто не может говорить и на том, и на другом языке.
— Неужели же вы, Профессор, имеете в виду полный бойкот?
— Именно что имею. Куда бы Джеймс ни поехал, в его окружении неизбежно будет кто-то из наших. Мы должны поломать его привычку. Сейчас же. Для его же собственной пользы. — Профессор начал нервно расхаживать из стороны в сторону. — Он разучится говорить по-нашему. Мы его потеряем, такова уж цена. Мой лучший ученик. Мой любимец. Иначе он никогда не станет Фи Бета Каппа.
Дебютантки выглядели предельно расстроенными.
— Мы любим Джеймса, — сказали они, — Он парень на уровне.
— Ничего подобного, — возмутился Сеньор Кролик, — Он честный, лояльный, дружелюбный, всегда готовый помочь, добрый, послушный, бережливый, смелый, морально чистый и уважительный.
— Он объяснил мне про Е равно эм-цэ квадрат, — сказал Крот Кроу. — Это навело меня на мысль, которая может изменить весь мир.
— Аквариум, — провозгласила мисс Леггорн, никто не стал ее поправлять.
— Он чума, моровая язва, зануда, самый настоящий… э-э… человек, — закричал Профессор. — Ему не место в нашей школе. Мы не хотим иметь с ним ничего общего, раньше или позже он всех нас продаст. Бойкот! Бойкот! — И тут он совсем сломался. — Я тоже люблю его, но нам нужно быть твердыми. Мы потеряем его, но сделаем это исключительно ради него. И кто-то должен сказать принцессе.
Джеймс Джеймс Моррисон Моррисон приоткрыл дверь сарая чуть пошире и вошел в школу. Его гордая поступь была явным отражением поступи Председателя.
— Добрый вечер, леди и джентльмены, — сказал он с обычной своей учтивостью.
Дебютантки фыркнули и вышли из сарая.
— Какая муха их вдруг укусила? — поразился Джеймс и повернулся к Кроту: — Дядюшка Кроу, я только что слышал дома разговор, который должен тебя заинтересовать. Похоже, что Ньютонова модель Вселенной трещит по всем швам. С математической точки зрения время необратимо, и…
Здесь Кроу зарылся в землю и исчез из виду.
— А с ним что такое? — спросил Джеймс и обвел присутствующих глазами.
Ответа не было. Все понемногу расходились. Повисла долгая тоскливая тишина. Фазан гордо удалился, сопровождаемый своим гаремом, Джеймса он словно не видел. Невестка покойного Джорджа Марта В. Сурок, на которую легли теперь все его обязанности, подчеркнуто игнорировала Джеймса. Ни Профессора, ни скаутмастера не было видно, Оленихи и их оленята скрылись в лесу. Крот Кроу решил залечь в спячку пораньше. Джеймс Джонсон улетел зимовать на юг, а его преосвященство с какой-то радости переселился на территорию Полы. Вороны узнали, что на одной из отдаленных ферм появилось чучело в стиле арнуво, и полетели ему отважно противостоять. О Джеймсе Джеймсе все словно позабыли.
— Ты не хотела бы посмотреть линию моей руки? — спросил он мисс Леггорн.
— Клак, — ответила та.
— Принцесса, — взмолился он, — ну почему со мной никто не разговаривает?
— Мяу, — ответила кошка.
О Джеймсе все словно позабыли.
— Ну что ж, — сказал доктор Рапп, — во всяком случае, холить он научился, и это дает основания для благоприятного прогноза. Чего я напрочь не понимаю, так это того, каким образом в такой интеллектуальной семье мог появиться аутист. Можно подумать, что… секундочку. Идея. Ане может ли быть, что дом его чрезмерно интеллектуален и аутизм это отказ соперничать с явно тебя превосходящими?
— В нашем доме нет никакого соперничества, — сказала меньшая Конни.
— Вы не вполне улавливаете потенциал этой мысли. В нашем обществе если ты не выиграл, то потерпел неудачу. Это — наше современное заблуждение. Возможно, Джеймс боится неудач.
— Но ему еще только три года.
— Дорогая миссис Дюпре, соперничество начинается уже в утробе матери.