— Их поименный список и, кхе-кхе, я бы сказал, номенклатура выглядит следующим образом: Глория, Гленда, Гертруда, Годива и… — Председатель осекся и пристально взглянул на Джеймса. — Но ты же чудовище.
— Да, сэр.
— Как же ты вырос, просто глазам не верю.
— Благодарю вас, сэр.
— Ты научился говорить по-ихнему?
— Не слишком хорошо, сэр.
— А почему не слишком?
— Я шепелявлю. Они говорят, это потому, что у меня ленивый язык.
— Но ты все еще можешь говорить по-нашему.
— Да, сэр.
— Поразительно! Просто неслыханно!
— Вы думали, что я смогу когда-нибудь разучиться? Любимый ученик Профессора, готовый умереть за старый добрый Раттерс. Не могли бы вы, мистер Председатель, собрать в Большой красной школе экстренное собрание? Я могу вам многое порассказать про этих сумасбродных человеческих существ.
На собрание пришли большая часть завсегдатаев и несколько новичков, в частности курица мисс Плимутрок, близко сдружившаяся с мисс Леггорн, возможно потому, что всегда и во всем с ней соглашалась. Теперь, когда Джек Джонсон застрял во Флориде, и, похоже, надолго, к школе присоединился так долго упорствовавший Пересмешник, имя которого было Мильтон. Самым экстравагантным новичком был небольшой серебристый макак, очень дружелюбный и предельно застенчивый. Джеймс Джеймс поздоровался с макаком за руку и спросил, как его зовут.
— Они называли меня… ну, они называли меня Великий Зуня. Все знает. Все умеет.
— Зуня, а кто это такие «они»?
— Цирк «Резон и Тиксль».
— Ты выступал в цирке?
— Ну, в общем… да. Я делал всякие штуки и фокусы. Все знает. Все умеет. Я был у них тем, что они называют «ударный номер». Ну, ты знаешь. Ездил на мотоцикле с включенными фарами. Только я… я…
— Да?
— Я расшибся, когда мы… когда мы выступали в Принстоне. Мотоцикл вдребезги. Со мной, ну… со мной обошлось. Я смылся, пока они подбирали обломки.
— Зуня, а почему ты сбежал?
— Я… мне не хочется так говорить… я никогда не ругаю чужие поступки, но… ну… я ненавижу шоу-бизнес.
— Зуня, мы в восторге, что ты к нам пришел, мы более чем рады твоему присутствию, но возникает одна проблема.
— Ну… мне… только и нужно, что немного фруктов, яблоки и все такое…
— Не в пище дело. Погода. Зимой тут бывает очень холодно. Возможно, для тебя имело бы смысл перебраться куда-нибудь поюжнее.
— Ну… если сами-то вы не против… тогда я уж лучше остался бы здесь. Публика хорошая.
— Если ты действительно так решил, мы будем в полном восторге. Правда, если родители тебя увидят, с ними может случиться припадок, так что старайся прятаться.
— А я и так предпочитаю ночь.
— Вот и хорошо. А теперь поднимись, пожалуйста. Выпрямись, и мы встанем спиной к спине. Профессор, мы одинакового роста?
Молчание.
— Профессор?
— Профессор не в настроении, — неохотно сказал Крот Кроу.
— Что?
— Он не может прийти.
— Почему не может?
— Он чувствует себя не совсем хорошо.
— А где он сейчас?
— У себя в кабинете.
— Тогда я, пожалуй, схожу и… нет, подождите. Так как мы там с Зуней, одного роста?
Все единодушно согласились, что Джеймс и Зуня примерно одного роста, и Джеймс тут же пообещал слямзить кое-что из своих свитеров и шерстяного белья, чтобы Зуне было зимой не холодно.
— Если вам не будет слишком… ну, я совсем не настаиваю… но я бы очень хотел свитер с надписью «Бостон».
— Бостон! А почему именно Бостон?
— Потому что они там ненавидят шоу-бизнес.
Джеймс вскарабкался по одному из дубовых столбов, поддерживавших крышу сарая, с небрежностью канатоходца прошелся по тяжелой тесаной балке над пустым высоким коробом для сена (от такого зрелища его мать закричала бы и шлепнулась в обморок), привычно отыскал неширокую щель в чердачной перегородке и вежливо постучал.
— Кто там? — откликнулся слабый голос.
— Это чудовище, сэр. Я вернулся.
— Не может быть! Действительно? Да ты заходи, заходи.
Джеймс сунул голову в щель. Стены профессорского кабинета были покрыты мхом, пол был усыпан сухой травой и листиками мяты, на которых Профессор и лежал. Он выглядел очень больным и слабым, но его красные глаза альбиноса горели тем же, что и всегда, яростным огнем.
— Ну что ж, Джеймс, ты вернулся, — произнес он, заметно задыхаясь. — Вот уж никогда не думал… Ты говоришь теперь на их языке?
— Да, сэр.
— И по-прежнему говоришь по-нашему. Я думал, это невозможно… Ты будешь Фи Бета Капа cum laude[142], в этом нет никаких сомнений.