— Но как? — попытался остудить его Кроу.
— Завтра это станет предметом моего первого урока, — не задумываясь, ответил Джеймс. — А пока что, с разрешения глубокоуважаемого Председателя, я предлагаю объявить наше заседание законченным. Мне нужно присмотреть за Профессором.
— Выдвинуто предложение, — сказал Фазан — Кто-нибудь его поддерживает? Спасибо, мисс Плимутрок. Выдвинуто и поддержано, возражений не поступало. Собрание объявляется закрытым.
— Зуня, — сказал Джеймс, — подожди меня, пожалуйста, здесь. Мне будет нужна твоя помощь. Я вернусь очень скоро.
Джеймс подошел к ближайшей яблоне, стал собирать с земли паданки и швыряться ими куда попало. Его мать посмотрела в кухонное окно, увидела маленького мальчика, беззаботно предающегося своим утехам, и улыбнулась этой мирной картине.
Если я сделаю то, о чем просит Профессор, думал тем временем Джеймс, это будет убийство. Люди называют такое убийство убийством из милосердия, но отец говорит, что убийство остается убийством. Он говорит, что некоторые врачи делают это, намеренно забывая давать пациенту необходимые лекарства, и что это все равно убийство, и что он решительно против. Он говорит, что против этого религия, и, если вы так сделаете, вы отправитесь в ад, что бы там ни понимать под этим словом. Он говорит, что жизнь священна.
Но Профессору больно. Он говорит, что ему очень больно и что надежды нет никакой. Я не хочу, чтобы он и дальше мучился. Я хотел бы, чтобы помучились мальчишки, которые его подстрелили, но уж никак не Профессор. Я могу принести Профессору немного молока и сделать так, чтобы он умер естественным образом, но это будет очень, очень долго. По отношению к нему это было бы нечестно. Поэтому… Хорошо, я отправлюсь в ад.
Джеймс Джеймс вернулся домой и, отчаянно шепелявя, попросил у матери маленькую чашечку теплого молока, чтобы продержаться до ужина. Получив молоко, он поднялся в свою комнату, поставил чашку на стол и осторожно пробрался в родительскую ванную. Там он вскарабкался на раковину, открыл аптечку, залезать в которую ему было строжайше запрещено, и взял с одной из полок маленький пузырек с наклейкой «Секонал», наполненный ярко-оранжевыми капсулами. Джеймс Джеймс вытряхнул из пузырька капсулу, спрятал ее в карман, вернул пузырек на место, закрыл аптечку и слез с раковины.
— Что это ты там воруешь? — лениво поинтересовалась бурмесская принцесса.
— Лекарство, — сухо ответил Джеймс и вернулся в свою комнату.
Здесь он вскрыл капсулу, высыпал ее содержимое в молоко и тщательно размешал все пальцем.
— Господи, Джеймс, — заметила пришедшая следом за ним принцесса, — тебе бы следовало посадить свой юмор на диету. Что-то он становится тяжеловесным.
— Прости, принцесса, но мне сейчас не до шуток. Мне сейчас очень паршиво.
— Но почему? Что такое случилось?
— Я не могу сказать тебе этого, и никому не могу. Извини, но мне нужно идти.
Он отнес чашку с молоком в большой красный сарай, где его терпеливо дожидался Великий Зуня.
— Спасибо, — сказал Джеймс, — а теперь послушай. Мне нужно залезть на столб с этой чашкой, но мне такого ни за что не суметь. А ты справишься без труда. Поднимись наверх и постарайся не разлить молоко. Я буду ждать тебя наверху.
Они встретились на толстой балке, и Джеймс взял у Зуни чашку.
— Странный какой-то вкус у этого молока, — заметил Зуня.