— Валяйте.
— Каждый день я приставлял к Скайаки двух топтунов. Его сопровождали до вашего заведения и обратно. Вечером он возвращался домой. Ночью мои люди дежурили посменно. Каждый вечер он заказывал ужин в «Органическом питомнике». Детективы проверяли посыльных — все в порядке. Проверяли еду: иногда заказ был на одного, иногда на двоих. Проверяли кое-кого из девочек, бывавших в его пентхаусе. Все чисто. Вроде комар носа не подточит, верно?
— Ну и?..
— Облом. Пару раз в неделю он вечером покидал свой дом и направлялся в город. Выходил около полуночи, а возвращался не раньше четырех.
— И куда же он ходил?
— Неизвестно! Потому что он профессионально отделывался от «хвоста». В Коридоре как рыба в воде: шастает по улицам, точно шлюха или гомик, знает все закоулки, и мои люди всегда его теряли. Нет, господин председатель, я вовсе не переоцениваю его достоинств. Ловкий, быстрый, хитрый. Настоящий профи.
— Выходит, вы понятия не имеете о том, чем он занимался и с кем встречался от полуночи до четырех?
— Да, сэр. У нас ничего нет, а у вас проблема. Больше это не наше дело.
— Благодарю. Вопреки распространенному мнению, в корпорации идиотов не держат. ККК понимает: отрицательный результат — тоже результат. Вы получите возмещение расходов и сверх того оговоренную сумму.
— Господин председатель, я…
— Не возражайте. Вы хорошо поработали, исключая лишь эти недостающие четыре часа. Правильно сказано: теперь это наша проблема.
ККК привлекла к сотрудничеству Салема Берна. Мистер Берн не считал себя ни терапевтом, ни тем более психиатром, наотрез отказываясь иметь какое-либо отношение к этой, как он выражался, «пене врачебной профессии». Он был знахарем. Или, точнее, колдуном. Но его феноменально глубокий анализ неуравновешенной психики основывался не столько на пентаграммах, заклинаниях, курениях снадобий и тому подобной магии, сколько на редкостной восприимчивости к языку жестов и умении его толковать. Возможно, это и было своего рода волшебством.
С улыбкой победителя мистер Берн вошел в идеально чистую лабораторию доктора Скайаки и был встречен негодующим воплем:
— Я же вас предупреждал насчет абсолютной стерильности!
— Доктор, я чист, клянусь!
— Как бы не так! От вас несет анисом, иланг-илангом и метилантранилатом. Все, пропал рабочий день!
— Доктор Скайаки, уверяю вас… — промямлил Салем Берн, но тут же сообразил: — Вот оно что! Утром после душа я вытерся полотенцем жены.
Скайаки рассмеялся и включил на полную мощность вентиляторы.
— Понятно. Ох уж эти жены. Ладно, пустяки. Давайте поговорим. Лучше это сделать у меня в кабинете, он в полумиле отсюда.
Они добрались до пустого кабинета, расположились в креслах и взглянули друг на друга. Мистер Берн увидел перед собой симпатичного молодого человека с короткой стрижкой, маленькими, но выразительными ушами, выступающими скулами, узкими глазами, за которыми требовалось следить с особым вниманием, и изящными руками, способными, вероятно, выдавать самые сокровенные тайны.
— Итак, мистер Берн, чем я могу вам помочь? — произнес Скайаки, а его руки сказали: «Ну, какого черта ты явился мне докучать?»
— Доктор Скайаки, мы с вами в определенном смысле коллеги. Я профессиональный знахарь, и мне приходится жечь разнообразные благовония. Но все это вполне обычные вещества. Возможно, вы, как специалист, подскажете, с чем еще я мог бы поэкспериментировать.
— Понятно. Интересная задача. Вы жжете етакту, оних, галбан и ладан… Правильно?
— Да. Всем известные курения.
— Очень интересно. Конечно, я могу предложить кое-что новое для опытов, однако… — Скайаки замолк и уставился в пустоту.
Затянувшуюся паузу нарушил колдун:
— Доктор, в чем дело?
— Послушайте, — выпалил Скайаки, — вы явно зашли в тупик. Курение благовоний — путь старый и исхоженный вдоль и поперек, и вы, перебирая новые запахи, свою проблему не решите. Почему бы вам не испробовать принципиально иной подход?
— И что же вы предлагаете?
— Принцип аромафонии.
— Аромафония?
— Да. Существует шкала измерения звуков, это известно всем. Но есть и шкала для запахов. Резкие запахи сравнимы с высокими нотами, тяжелые запахи — с нотами низкими. Я могу составить для вас шкалу ароматов, октавы, пожалуй, на две. А уж писать на ее основе музыку будете вы сами.
— Доктор Скайаки! Я восхищен. Блестящая идея!
— Вы правда так думаете? — просиял Скайаки. — Но справедливости ради я должен признать ваше соавторство. Идея не возникла бы, если бы вы не бросили вызов моей изобретательности.