— Ну… помимо всего прочего, — буркнул Гарднер. — Что там с тобой случилось? Очухался?
— Отчего?
— От чего? Да я могу целый список огласить… но сейчас не время. Больше не будешь лопотать про обманы-мистификации?
— Какие еще мистификации?
— С участием Ковена.
— Ковена? Это тот бедолага с утреннего ДТП? А он тут при чем?
— При чем?.. — оторопело переспросил Гарднер. — И Арно ни при чем?
— Это еще кто?
— Ты меня спрашиваешь? Это же ты нам про них наплел!
— Я? Наплел?.. Правда? — с пристыженным видом произнес Грэнвилл. — Будь я проклят, если помню хоть что-нибудь.
— Вообще все забыл, что ли?
— Нет, только причину своей сегодняшней выходки. Помню, что был совершенно не в себе, а вот из-за чего…
— Зачем ты поселился в отеле?
— Не знаю.
— А что случилось наверху?
Грэнвилл подумал и серьезно ответил:
— Я наконец понял, что имел в виду По.
— Кто?
— Эдгар Аллан По. Он написал рассказ про дьявола, всегда носившего темные очки. Кончилось тем, что дьявол их снял и оказалось, что у него вовсе нет глаз. Думаю, По увидел дьявола без очков, потому и ослеп.
— Чак, ради бога…
— Правда, я не знаю, почему поселился в гостинице и что собирался сделать. Был зол, напуган, расстроен… наверное, пытался спрятаться от самого себя. И я прекрасно понимаю, каким идиотом выглядел в ваших глазах. А потом вдруг раз — и снова все в порядке. Не волнуйся, Гарднер, я не ослеп. По был поэтом, а я поэт-ученый.
— Ты шутишь, что ли?
— А ты еще не догадался, обезьяна?
— Если человек способен шутить, он вменяем. — Лицо рыжеволосого доктора расплылось в облегченной улыбке, — Безошибочный тест Гарднера, — Он энергично пожал Грэнвиллу руку. — Чак, я рад, что ты опять с нами. Позволь заново представить тебя давно забытым друзьям. Джинни, это доктор Грэнвилл. Сержант Симмонс… доктор Грэнвилл.
— Время, док, — фыркнул Симмонс.
— Это переутомление, — продолжал трепаться Гарднер-Симмонс, он просто перетрудился. Самое обычное дело для интернов по всей стране. О четырех из каждых пяти интернов я вам такое могу рассказать — глаза на лоб полезут.
— Не сомневаюсь, — буркнул Симмонс и повернулся к Грэнвиллу: — Так что же, док, все в порядке? Могу я ехать домой и ужинать? Больше не станете беситься из-за моего смеха?
— Так это я из-за вашего смеха взбесился? Нет, Симмонс. Конечно, не буду. Я… Мне очень стыдно.
— Чарлз, ты уверен, что здоров? — Джинни подняла заплаканное лицо. — С тобой ничего не случилось?
— Милая, все хорошо. Я будто заново рожден. Если что-то и изменилось, так это уши. Такое ощущение, будто они теперь длинные, как у осла, — Он смущенно рассмеялся.
Гарднер хихикнул и отвернулся от Симмонса.
— Ждем тебя в машине.
Но Джинни крепко прижалась к Грэнвиллу и всхлипнула:
— Чарли… ты очень странно смеешься. Прежде ты так никогда не смеялся.
— Как, дорогая?
— Как… как, ты говорил, смеются мой брат, и доктор Берн, и Ковен. Теперь я тоже это слышу. Ты говорил…
Он поцеловал ее и улыбнулся.
— Забудь все, что я говорил. Я сегодня валял дурака. Не с той ноги встал утром… Но зато теперь иду в ногу.
И Грэнвилл опять рассмеялся. Механическим смехом попугая.
Джинни со страхом посмотрела на него. Грэнвилл обнял ее за талию и вывел на улицу, успокаивая:
— Милая, когда поженимся, я тебе все об этом расскажу.
— Расскажи сейчас.
Он отрицательно покачал головой:
— Это секрет. Приберегу его для свадебного подарка. Обещаю, будет сюрприз. И еще какой сюрприз!
Звук, и этот звук — музыка. Пространство. Голоса. Сущность по имени Старр, чья речь приглушена и искажена. Старр взывает к девушке, забывшейся тревожным сном после изнурительного дня.
— Вирджиния! Вирджиния Гарднер! Ты меня слышишь?
Шаги в тумане.
— Сюда, Вирджиния. Иди сюда.
Осколки голоса в муках прорываются сквозь хаос сна.
— Вирджиния, мы уступили Чарлза Грэнвилла Ковену. Мы пытаемся связаться с тобой, прежде чем Грэнвилл сумеет заблокировать твое восприятие. Вирджиния, послушай нас! Это необходимо…
В глубинах неведомого пространства разносится крик отчаяния:
— О небо! Как же мне разбудить человечество? Ведь должен же быть способ!..
