— Мэри утверждает, что отдала ее вам несколько недель тому назад. Это правда?
— Ну уж нет, каноник. Я никого не хочу подводить, как вам известно, но Мэри не говорит всей правды. Я ее купила. Три фунта десять шиллингов звонкой монетой. Как видите, я не очень-то нажилась, а ведь Мэри знала, что я действую с благотворительными целями! — дама говорила оживленно и без обиняков, с демонстративной правдивостью, но ни один из мужчин не поверил ни единому ее слову.
— Итак, вы купили ее у Мэри!
— Я так вам и сказала. Я ведь все говорю как есть, верно? Ну конечно же, я была уверена, что ей-то самой эту жакетку просто-напросто отдали. За двадцать шесть лет вы узнали меня достаточно, каноник. Ведь месяц назад исполнилось ровно двадцать шесть лет с того дня, как я поселилась в одном из приходских домиков.
Каноник не шевельнулся. Пайкот заметил на его тонком лице выражение печали и сожаления и в то же время какой-то отстраненности — непонятным образом каноник ухитрился держать некое расстояние между нею и собой. Ее сообщение он не стал подвергать детальному разбору, а продолжал главную линию дознания:
— Ну, а когда вы купили ее у Мэри, что вы сделали с этой вещью?
— А это уж мое личное дело, каноник, — отвечала она с упреком, но любезно. Пайкот заметил, что ее круглые глаза смеются.
— Разумеется, — согласился Эйврил, — исключительно ваше. Но ведь вы сумеете ее опознать и тем самым нам очень поможете. Не подойдете ли вы сюда взглянуть на нее?
Пайкот удивился. Подобной жесткости от священника он не ожидал. Он повернулся, чтобы хорошенько рассмотреть лицо дамы в тот момент, когда она наконец заметит роковые пятна. Для нее они — неожиданность, отметил он, поскольку она наклонилась и машинально потянула весь сверток к себе. Когда же она подняла и расправила куртку и навстречу ей оттопырились страшные, заскорузлые от крови лацканы, ее тесно обтянутые перчатками руки едва заметно дрогнули, но всего лишь на какое-то мгновение. Выражение ее лица не изменилось. Оно оставалось все таким же любезным, ясным и благожелательным, чего, по мнению Пайкота, никак не могло бы быть с женщиной действительно ни в чем таком не замешанной, увидь она что-нибудь подобное.
— Боюсь, они уже не отойдут, — заметила она и, снова аккуратно свернув куртку, положила ее на письменный стол. Ее дребезжащий голос не дрогнул, и звучал на редкость непринужденно. — Да, это — та самая жакетка, что я купила у Мэри. Мне это незачем и отрицать, не правда ли? Вы ведь ее и сами узнали, каноник. Она валялась у вас в доме не знаю уж сколько времени, не так ли? — она издала короткий понимающий смешок.
— Полицию интересует, что вы с ней сделали, — настаивал Эйврил.
— Тогда, пожалуй, придется рассказывать, — уверенность в себе, казалось, не покидала ее ни на миг. — Мне только надо бы справиться в моей книге. Кажется, я тогда еще заметила, что она малость побита молью, и отправила ее вместе с другими вещами к мистеру Розенталю на Крамб-стрит, — миссис Кэш повернулась лицом к застывшему в охотничьей стойке Пайкоту. — Я женщина небогатая, но и я стремлюсь внести свою лепту в дело Церкви, — заявила она, улыбнувшись ему всеми своими фарфоровыми зубами. — Иногда я беру себе небольшой процент за хлопоты, но, по-моему, это разумно: если мне будет не на что жить, то чем же я смогу поделиться с ближним?
— Так вы промышляете подержанной одеждой, миссис Кэш? — уточнил сержант, на которого подобные уловки не действовали. Ему казалось, он знает, как с ней себя держать.
Глаза, столь же проницательные, как и его собственные, пристально поглядели на сержанта.
— Я творю добро понемногу всюду, где удается, — произнесла она, — и я могу показать вам по книгам, сколько я сумела пожертвовать для Миссии Обездоленных, для Общества Чарльза Уэйда, для организации «Помощь священнослужителям» и не помню для скольких еще. Все книги у меня дома. Любой может заглянуть в них, когда пожелает. Разве не так, каноник?
Вместо ответа на столь непосредственную апелляцию Эйврил понурил голову с глубоко несчастным видом. А сержант, напротив, впервые за весь вечер вдруг почувствовал себя необыкновенно легко.
— Это не ответ на мой вопрос, вам не кажется? — резонно заметил он.
Миссис Кэш расправила полу своего добротного черного пальто.
— Ну нет, я не старьевщица — вы ведь это имели в виду, молодой человек? — с достоинством произнесла она. — Вы ведь иногда в этих местах бываете. Не вас ли я видела где-то в районе Бэрроу-роуд и Эпрон-стрит? Уж вы-то должны знать, что это за район. Кварталы прекрасных домов, приходящих в упадок, и множество людей, чьи дела тоже идут под гору. Пожилые дамы, которым деньги уже нужнее, чем драгоценности, не знают, как их продать. Возможно, у них есть превосходные кружева и остатки великолепной мебели. Ну, а я не гордая. Многие годы общения с каноником научили меня смирению, и, подобно ему, я стремлюсь творить добро всюду, где смогу. Вот я и хлопочу, всем помогаю. Многим пожилым леди теперь куда нужнее одеяло на гагачьем пуху, чем какая-нибудь матушкина камея, валяющаяся в шкатулке где-нибудь в комоде. Я всюду бываю и я знаю всех. Порой я покупаю, а порой продаю. А иногда мне просто отдают вещи, из благотворительности, и я обращаю их в деньги и посылаю чек на некоторую сумму в какое-нибудь из наших обществ.
— И все это заносите в книгу, — кивнул Пайкот, широко улыбнувшись.
— И все заношу в книгу, — улыбнулась она в ответ.
— В данный момент меня интересует эта куртка.
— Да, я понимаю. Кое-кто угодил в ней в скверную историю, не так ли? Что ж, мой долг помогать всем, и вам тоже, — всем, чем сумею. Я проверю по книге.
— Я пойду с вами.
— Не вижу к тому препятствий, — она водрузила свою громоздкую сумку себе на колени. — Я уверена, что она попала к мистеру Розенталю. Его лавка как раз возле вашего нового полицейского участка. Там у него очень чистенько и уютно. Он неплохой бизнесмен!
— Да, Розенталя я знаю, — лицо Пайкота сразу как-то вытянулось. — Он тоже ведет книги.
— Разумеется, ведет. Без этого в бизнесе никак нельзя. Так вы идете?
— Погодите, — старик Эйврил, прислушивавшийся к этому обмену любезностями с нараставшим унынием, наконец позволил себе вклиниться в разговор. — Миссис Кэш, вы ведь тут у нас знаете все ходы и выходы. Вас не затруднит спуститься в кухню и позвать сюда Мэри? А сами, если не возражаете, посидите там минут десять, сержант Пайкот сам туда за вами зайдет. Договорились?
— Ну разумеется, каноник. Не думайте, кухней я не гнушаюсь. Я там провела немало часов, когда еще была жива ваша дражайшая супруга. Прекрасно, молодой человек. Вы спуститесь за мной и мы вместе пойдем ко мне. Доброй ночи, каноник. На неделе я кое-что отправлю в Фонд Восстановления Храмов, так, немножко. Мне сказали, что вы не имеете права препятствовать мне, если я желаю внести свою лепту!
Она поднялась, как-то слишком стремительно для ее телосложения, и поспешила прочь, похожая на глиняную горчичницу. Пайкот так и видел черенок ложечки, торчащей из ее шляпки.
Эйврил склонился над кипой приходских бланков, и сержант, которому было прекрасно видно все, что там написано, углядел, что рука каноника вывела изящным почерком «Встреча старост, миссис Кэш, подписка. Нет».
— Как говорится, деньги не пахнут, сэр, — ухмыльнувшись, заметил Пайкот. — И вы тем не менее полагаете, что в ваших силах как-то разделить их?
Ответ Эйврила начисто уничтожил этот снисходительно-высокопарный пассаж сержанта:
— До чего же она тривиальна, несчастная женщина, — сказал он. — Вечнозеленый лавр Сент-Питерс-гейт-сквер! Ага, Мэри, вот и вы! Не нужно стучать, заходите.
Тихонько вошедшая миссис Тэлизмен имела вид пре-плачевный. Она как утонула в слезах, так и оставалась в этих же соленых водах.
— Ох, сэр!