Выбрать главу

Аманда ничего не сказала, но лишь кивнула в темноте в знак согласия.

Когда Мэг уже опускала аккуратную связку посланий, большей частью присланных по фототелеграфу из пустыни, на коричневый лист упаковочной бумаги, оттуда выпало, блеснув, что-то тяжелое. Девушка поднесла предмет к свету.

— О, — тихонько произнесла она. — Я думаю, эту вещицу я должна сохранить. Она займет свое место среди прочих безделушек на столике в гостиной. За ней — какая-то ужасная тайна, что-то связанное с войной!

Она протянула находку Аманде. Это оказалась миниатюра, улыбающееся девичье лицо в драгоценной оправе, стоящей наверняка куда больше тех нескольких фунтов, которые дал перекупщик с Уолворт-роуд за такую же рамку от портрета юноши.

— Какая прелесть! Аманда посветила фонариком на миниатюру. — Семнадцатый век. Должно быть, оригинал, тебе не кажется?

— Возможно, — Мэг задумалась. — Ты знаешь, я как то про это даже не думала. Она поразила меня еще тогда, когда я ее получила, а потом я засунула ее куда-то и забыла. Мартин дал мне ее недели за две до того, как отбыть за море в последний раз. А до этого он уезжал куда-то, а куда, он мне сказать не мог. Помнишь те годы, Аманда? Теперь, на расстоянии, они кажутся просто безумными. Тоскливыми, неприкаянными, полными страшных тайн и ужасных догадок! — юный голос звенел в полумраке комнаты. — Мартин заявляется как-то поздно вечером, усталый и какой-то возбужденный, и вытаскивает из кармана вот эту вещицу, завернутую в грязный носовой платок. И говорит, мол, к ней вообще-то есть пара, только ее пришлось отдать, «потому что на всех не хватило». Я в ответ что-то сказала про награбленное, а он, помню, засмеялся, и меня это немножко даже шокировало, а он тут же, на одном дыхании рассказывает мне, что он-де помнит, как смотрел на нее сквозь стеклянную дверь кабинета и всегда думал, что это Нелл Гуинн, потому что она улыбалась, — и, помолчав, добавила. — Я все думала, а не мог он наведаться в Сент-Одиль во время оккупации? Невероятно — но подобные вещи случались. Ведь это на самом побережье, там вокруг море!

— Сент-Одиль? Дом его бабушки?

— Да, ей пришлось спешно покинуть его в самом начале войны. Она умерла в Ницце незадолго до того, как он сам пропал без вести. Мы, правда, узнали о ее смерти много позже.

Аманда протянула подруге миниатюру.

— А что произошло с этим домом?

— О, он стоит себе там, разграбленный, но почти не разрушенный. Мне даже пришлось как-то туда съездить и его осмотреть. Папа не смог поехать, так что отправились мы с Дот. Она мозговой трест всей нашей семьи! — Мэг рассмеялась и вздохнула. — И это было совершенно ужасно, — из-за того, что Мартин «убит предположительно», возникла масса всяких сложностей, а ты знаешь, что такое юридическая процедура во Франции. Оказывается, имеется еще какой-то сорокоюродный брат где-то в Восточной Африке. А Мартин еще больше все запутал, оставив завещание адвокатской конторе, тут у нас на Гроув-роуд, полное самых невероятных указаний. По какой-то непонятной причине он очень беспокоился о том, чтобы содержимое дома при разделе досталось мне. Само здание его мало волновало, но вот все то, что было внутри, его очень беспокоило. Смитик, ну, тот самый адвокат, рассказывал мне, что по его мнению, там, видимо, когда-то хранилось нечто весьма ценное либо нечто такое, чем дорожил сам Мартин, впрочем, не пожелавший уточнить, что это. Завещание составлено так, чтобы я могла претендовать на любую движимость, вплоть до садового инвентаря и цветочных горшков. Но разумеется, к нашему приезду все уже растащили подчистую. Мне достались крохи. Все это распродали по дешевке, и теперь сам дом, разрушаясь день ото дня, стоит и дожидается того пожилого джентльмена из Восточной Африки.

— Как жалко! — вздохнула Аманда. — Должно быть, это был прелестный уголок!

— Когда-то, наверное, был, — юный голос явственно дрогнул. — Но когда я его увидела, там было чудовищно, во время войны там произошло нечто ужасное. Местные жители рассказывали очень мало и как-то слишком туманно, но, в общем, какой-то немецкий деятель, влиятельный политик, надо полагать, поселил там свою возлюбленную, и однажды ночью оба покончили с собой, или были убиты, а потом — страшное возмездие, процессы, пытки и Бог знает что. Из дома выбрали все более или менее интересное, не говоря уже о ценностях, а в одной комнате даже вспыхнул пожар. Мне дом не понравился и я так рада, что Мартин никогда уже не увидит его в этом плачевном состоянии. Он же в детстве так любил его.

— Странно, тогда с чего бы ему было беспокоиться о мебели, а не о самом здании? — пробормотала Аманда. — В детстве привязываются к месту, а не к вещам. Мы жили на мельнице, и запомнились мне заросли ивняка над прудом. Разумеется, в нашей мебели ничего такого не было. Разве что занозы, — она рассмеялась. — Я так ее люблю, мою мельницу. Она все еще принадлежит нашему роду и постепенно ветшает. Может статься, и в Сент-Одиль было что-то весьма важное, что немцы унесли с собой.

— Во всяком случае, теперь там нет ничего, — вздохнула Мэг с облегчением. — Я так довольна, что пришла и наконец взяла отсюда эти письма. Я заберу их домой и сожгу у Мэри в топке. Мартин бы меня одобрил. Теперь я это знаю, знаю наверняка.

Она уже было поднялась со свертком в руках, но тонкая смуглая рука вцепилась ей в плечо, не давая пошевелиться.

— Погоди! — шепнула Аманда. — Слушай! Кто-то только вошел в дом.

На мгновение обе затаили дыхание. Дом молчал, плотно закутанный в сырую пелену тумана. Снаружи не долетало ни звука. Улица была пустынная, а мгла, как плотное одеяло, напрочь изолировала их от окружающего мира.

Аманду насторожил сквозняк. Он подобрался снизу, промозглый, как воздух на улице. Звуки возникли позже — негромкие шаги, скрип осторожно отворяемых дверей, нервное бренчание металла, звук передвигаемого по паркету стула.

— Джефф! — с радостным возбуждением прошептала Мэг. — Больше ни у кого нет ключа! Он наконец вернулся и пошел нас искать!

— Слушай! — Аманда оставалась непреклонной, а ее рука — по-прежнему твердой. — Он не знает, куда идти.

Они ждали. Звуки, приближаясь, усиливались. Кто-то ходил по дому, то и дело натыкаясь на мебель, обшаривая комнату за комнатой, словно что-то ища. Звуки казались тревожными, раздраженными и торопливыми. Странное ощущение спешки распространялось во мраке, явственное и пугающее.

— Спускаемся? — шепот Мэг безжизненно прошелестел в стылом воздухе комнаты.

— Где пожарная лестница?

— Позади нас. За этим окном.

— Ты смогла бы спуститься в соседний дом и вызвать полицию? Ты не должна издать ни звука, не то он услышит. Сможешь, Мэг?

— Думаю, да. А ты?

— Тс-сс! Попробуй. Я посмотрю, сумеешь ли ты.

Внизу с пугающим грохотом хлопнула дверь. Затем последовала мертвая тишина. Они поняли, что там внизу тоже прислушиваются. Пауза тянулась бесконечно, а потом опять раздались шаги в холле, кто-то энергично расхаживал взад-вперед, время от времени останавливаясь.

— Пора, — рука Аманды легонько оттолкнула плечо Девушки. — Закрой за собой окно и — ни звука!

Мэг не раздумывала. Она была явно встревожена, но вполне владела собой. Тихонько поднявшись, она на цыпочках подошла к окну. Дом оказался выстроен на совесть — ни одна половица не скрипнула под ее туфелькой. Оконная рама, современная, из стали, открылась легко. Какой-то миг Аманда видела темнеющий силуэт Мэг в квадрате бледного света. Потом силуэт исчез.

Аманда застыла на месте, вслушиваясь. Сначала тихонько взвизгнули дверные петли в гостиной, потом словно бы наступили на доску. Долгая тишина, а затем — легкое движение в спальне, прямо под полом студии. Значит, вошедший успел подняться по лестнице так, что она этого не заметила. Женщина затаила дыхание, с раздражением слыша стук собственного сердца. Ночные взломщики, вообще-то говоря, не самые храбрые люди в Великобритании, и она не сомневалась, что если он ее обнаружит, когда луч его фонарика пересечет пустую комнату, то наверняка сам перепугается еще больше нее. Однако вопреки подобным доводам ее била дрожь. Словно бы именно этот взломщик — не такой, как другие. Чересчур нетерпеливы были его движения, и в звуке их, даже едва слышном, поражало странное неистовство.