— Она мягкая, но недостаточно, — произнес он. — Думаю, нам тут не обойтись без помощи профессионала, ведь та вещь очень хрупкая. Еще нет и трех часов, может, съездим в деревню, позовем местного каменщика? Боюсь, у нас тут ничего не выйдет без специального инструмента.
— Неужели в машине ничего нет?
Щеки Мэг пылали, глаза смеялись, такой она была, вероятно, лет в семнадцать, когда Элджинбродд увидел ее впервые.
— Нет, — Джеффри властно взял ее под руку, и его мужское обаяние и счастье показалось в этом тесном пространстве каким-то вызывающе-агрессивным. — Нет, Альберт прав. Вещь, видимо, в самом деле очень нежная. В письме на это делается упор. Потерпи, дружочек. Что хорошего — проделать такой путь и под конец все испортить! Поедем в деревню. Вы с Амандой подыщете нам комнаты в гостинице, а мы тем временем найдем рабочего. По-моему, проще будет перетащить всю эту штуку… Что там, Аманда?
— Ничего, — рыжая голова выглянула за дверь и появилась снова. — Мне что-то послышалось, но это просто хлопнула дверь. Так значит, в деревню?
— Поезжайте вы втроем. Аманда может сходить в гостиницу. Джефф разыщет представителя власти, а Альберт — каменщика. А меня оставьте тут, — серьезным тоном произнесла Мэг, высвобождая руку.
— И не подумаю, — твердо заявила Аманда. — Ты как минимум тут простудишься, если не свалишься со скалы!
— А мне так хочется остаться с моим сокровищем. Ты не против, Джефф? Для меня это так важно. Ты не возражаешь?
Мистер Кэмпион не вмешивался. Староват он для таких вещей. Взгляд его светлых глаз остановился на лице Джеффри, где мимолетное пламя ревности вспыхнуло и, устыдившись, погасло.
— Поступай как знаешь, дорогая, — наконец смущенно произнес Ливетт. — Оставайся, если хочешь. Это и нас заставит поторопиться.
— Мне тоже так кажется, — она радовалась, как маленькая. — А я просто буду тут сидеть и думать, что же это за тайна Сент-Одиль. Торопитесь, а то я могу умереть от любопытства!
Святая тайна Сент-Одиль. Некое таинственное устройство в сознании мистера Кэмпиона плавно пришло в движение. Он словно снова стал десятилетним мальчиком, стоящим рядом со своей неприступной Mama в Eglise de la Collegiate, в Вильнев, через мост от Авиньона, и пытающимся перевести накатывающие на него рокочущие фразы штатного экскурсовода.
— «Это произведение искусства — чудесное — без какого-либо иного — одно на свете за исключением — одной сестры (тут, наверное, что-то неправильно) — на хранении — почтительном — одного из самых знатных джентльменов во Франции. Они называют его тайной — святой тайной — Сент-Одиль-сюр-Мер».
— Ну, надо же! — воскликнул он, охваченный внезапным воодушевлением. — Вот ведь как интересно все оборачивается. Давайте поступим, как советует Джефф. Поедем сейчас за грузовиком и все вместе отвезем в гостиницу. Ты, Аманда, там и останешься — договариваться, а ты, Мэг, побудешь тут, раз тебе так хочется, а мы, думаю, за полчаса обернемся.
Они увлекли за собою Аманду. Джеффри, помедлив, вернулся и поцеловал Мэг. Эта обычно не свойственная ему демонстративность застала девушку врасплох.
— Дорогой, как это мило!
— Тут с тобой ничего не случится?
— Что ты, глупый! Скорее возвращайтесь, и посмотрим, что там!
— Правда. Через двадцать минут. Не подходи к тому пролому в стене!
— Не буду!
Мэг уселась на опустевший пьедестал, коснувшись меховой оторочкой рукава основания статуи. Было на редкость тихо. Она явственно расслышала, как завелась их машина, и вслушивалась в медленно затихающий гул, покуда тот не растворился в более глубоком и ласковом рокоте — голосе моря. По-прежнему светило солнце и золото сверкающих на водной поверхности блесток, глубоко внизу, сделалось еще более насыщенным. Маленький баркас стоял на прежнем месте, но паруса его несколько переменились. Радостно прищурив глаза, она неотрывно следила за суденышком. Вот-вот оно распахнет свои крылья, как алая бабочка.
Показалась и другая лодка, но далеко, маленькая, как жучок. За нею, темной, выдавая ее скорость, тянулся хвост белоснежной пены.
Рев самолета, пролетевшего низко, над самым садом, нарушил тишину, и раздосадовал Мэг.
Она водила кончиком пальца по гипсовой начинке цементной фигуры и думала о Мартине с огромной нежностью, но без печали. Ее траур окончен. Мартин был веселым, добрым и отважным, таким он вошел в ее жизнь, и жизнь ее стала оттого богаче.
Ей не терпелось увидеть свою новую движимость, и едва она легонько поддела замазку, как большой пласт ее отвалился, открыв глубокую щель. Мэг настолько захватили открывающиеся возможности, что она даже не услышала, как в саду тихонько зашуршали буксовые кусты, а уж когда, порывшись в сумочке, она разыскала там длинную пилочку для ногтей, ничто в мире уже не могло ее отвлечь.