«Четверть хорошего дома для семьи Березняков», – лейтенант с удовольствием положил книжку в карман.
«Родной мой, – гласила короткая сопроводительная записка, – страшно соскучилась по тебе. Готова в любой момент все бросить и приехать, но мне говорят, что нужен какой-то вызов и подробный план, как до тебя добраться. С нетерпением жду ответа. Вся твоя.»
В самом низу была короткая приписка:
«… не играй в карты».
Он удовлетворенно хмыкнул – отправители одним предложением, на всякий случай, объясняли для чего предназначается крупная сумма денег, защищая его от тех, кто мог проверить письмо.
После обеда Зангиров дождался когда Малышев пошел в казарму и сел писать ответ. В самом конце осторожными, кодированными фразами он описал участок границы, на котором сделал проход в системе заграждения. Муса закончил письмо рисунком каравана верблюдов. Вечером, сдавая Березняку секретную литературу, он протянул ему сберегатульную книжку. Потом, оглянувшись, коротко пояснил:
– Все нормально, держи аванс.
Через неделю дежурный по части срочно вызвал его в штаб.
– Межгород, – почему-то шепотом произнес сержант и протянул Мусе короткую трубку полевого телефона.
Только услышав в трубке девичий голос, Зангиров понял, почему волновался пограничник. Он и сам сначала не понимал о чем говорит незнакомка, упиваясь звуками ее мелодичного голоса.
– Извини, родная, я не понял, что ты говорила, повтори, пожалуйста.
– В военкомате сказали, чтобы ты послал телеграмму, заверенную командиром части. Я уже взяла билет на поезд, встречай в будущее воскресенье.
– Хорошо, жду.
Девушка еще что-то говорила, а он отвечал, но все время думал о той быстроте, с которой Организация наладила связь с сопредельной стороной. По договору с незнакомцем, которы беседовал с Мумой перед дорогой, девушка приедет только тогда, когда все будет готово для передачи первого груза. Уже положив трубку, Зангиров вспомнил, что мужчина дотошно распрашивал его о том, какие девушки ему нравятся. «Я пришлю именно такую. Считайте ее небольшой премией к сумме, положенной на ваш счет.»
С мыслями о будущей встрече Муса вернулся в комнату. Едва он переступил порог, как лежавший на кровати Малышев, вскочил и потребовал с него бутылку водки.
– Иначе я тебе комнату не освобожу.
– Какую комнуту?
– Не финти, – рассмеялся капитан, – когда жена приедет?
– Ну, ты даешь, подслушать ты не мог – в штабе я был один. А я сам о ее приезде только что узнал.
Малышев захохотал.
– Я же пограничник и не только по следам на земле могу читать, но и по лицам. У тебя такая глупая улыбка и так блестят глаза, что я могу сказать – она уже и билет купила. А так как поезд к нам ходит только два раза в неделю, то могу почти утверждать: жена приедет в будущее воскресенье.
– Точно, – Муса от удивления сел на стул и почувствовал, что у него разом пересохло во рту.
– Та, брось, чего это ты так разволновался? Бутылка у меня и так припасена, а все остальное может понять даже ребенок.
Вечером, в воскресенье Мусе позвонили из железнодорожной комендатуры. Незнакомый офицер закричал, перекрывая шум помех:
– Ну и жена у тебя, я такой женщины сто лет не видел. Мы ее на ваш поезд посадили, так чуть ли не весь город на вокзал собрался. Я, грешным делом, даже охрану к ней собирался приставить – уж больно местные мужики горячие, сделают налет на поезд, украдут женщину.
– Я пошлю к «железке» пару боевых машин, – Зангиров подхватил его игру, – только не от азиатов отбиваться, а от своих вояк, которые, как я слышу, до сих пор слюни глотают.
– Да, уж, брат, – посерьезнел офицер, – хорошо она, слов нет. Я попытался на счет сестры поговорить, так она так бровью повела, что я до сих пор в себя прийти не могу. Извинись за меня, если не так поняла. Жди, часикам к двенадцати приедет, счастливчик.
Зангиров доложил командиру и, получив его разрешение, пошел на вокзал. До прихода поезда оставалось еще часов шесть, но он не мог сидеть в своей комнате и решил провести это время, прогуливаясь по окрестностям.
Поселок засыпал, только собаки перелаивались через глухие дувалы. Он шел медленно, как уже привык здесь, посреди улицы. Из пустыни тянуло жаром. Горы, среди которых проходила граница, походили на фантастический забор, отделяющий одну страну от другой. В бархатной темноте высокого неба дружески жмурили глаза огромные звезды. Он шел, не разбирая дороги и ни о чем не думая…
Поезд пришел во время. В вагоне раздался многоголосый гамон, потом на высоких ступенях появилась девичья фигура. Она была едва видна в свете тусклых станционных огней, и Зангиров, шагнувший вперед, замер, не зная та ли это девушка.
– Муса, – ее певучий голос толкнул лейтенанта вперед. Он сам не заметил, как она очутилась у него в руках. Прохладная кожа ее шеи, пахнущая розами, обожгла его губы.
– Милый, милый, – она целовала его, – опусти меня на землю, на нас смотрят.
Он с трудом заставил себя отодвинуться от девушки.
– Где твои вещи, – прохрипел лейтенант и, только ухватившись рукой за большой чемодан, поданый кем-то из военных, он немного пришел в себя.
Весь мир для Зангирова сузился до размеров пространства вокруг незнакомки. Он целовал ее, гладил щеки, щупал одежду, зарывался носом в ароматные волосы и не замечал этого. Она принимала его ласки, как должное, подстраиваясь под настроение Мусы. Так, полуобнявшись, они прошли контрольно-пропускной пункт отряда. Дневальный пограничник удивленно вскинул голову, но узнав лейтенанта, открыл турникет без всяких вопросов. Когда они сделали несколько шагов по двору крепости, девушка осторожно, чтобы не мешать Зангирову, оглянулась назад. Солдат, пропустивший их, стоял в дверях. Выражения его лица не было видно, но фигура напоминала воскрицательный знак.
На пороге своей комнаты Муса включил свет, потом, невидяще взглянув на свою спутницу, выключил его. Девушка почувствовала, что его трясет мелкая дрожь. В первое мгновенье она хотела что-то сказать, успокоить его, потом передумала, решив не нарушать тишины сложившегося настроения.Он пробежал пальцами по ее спине, задержался у шеи и, не найдя застежек, потянул платье вверх. Она подняла руки, чтобы дать ткани свободно стечь с тела. Зангиров ткнулся носом в ложбинку между ее грудей и, не поднимая головы, повел девушку к кровати. Она почувствовала холод металлической перекладины и на мгновенье задержалась, но Муса почти повалил ее. Девушка сильно ударилась о невидимую в темноте кроватную раму и чуть слышно вскрикнула. Зангиров уже ничего не слышал. Он не заметил, что его форменный ремень царапает кожу ее обнаженного живота. Его пальцы наткнулись на тонкую полоску ткани на ее бедрах, и Муса не заметил как порвал батист. Девушка с трудом высвободила прижатую к острому краю кровати руку и широко раскинула ноги, чтобы уберечь их от тяжелых ботинок лейтенанта…
Зангиров, по уже устоявшейся привычке, проснулся за двадцать минут до подъема. Еще не видя ничего, он почувствовал тонкий аромат духов. Щекочущая волна волос закрывала его лицо. Муса осторожно отвел пряди в сторону и приподнялся на кровати.
В серой предрассветной дымке перед ним лежала обнаженная девушка. Крохотный кружевной лифчик, сбившийся к шее, открывал тяжелую грудь. Тонкая кисть, с красными, длинными ногтями, была прижата к животу, на котором белел лоскут разорваной ткани.
Ему стало стыдно, и он осторожно поднялся с кровати. Раздался стук в дверь. Муса, сильно хромая, из-за того, что отлежал ногу, подошел к порогу и шепотом спросил:
– Кто там?
– Рядовой Потапов, – раздался голос его посыльного, – командир просил передать, что дает вам трое суток отпуска при части, спите спокойно.
Когда в коридоре стих звук шагов, Муса повернулся к кровати. Теперь девушка лежала на боку. Ее крутое бедро было покрыто множеством красных точек.
«Одеяло, – догадался Зангиров, – раздражение от грубой шерсти.»