Так можно ли считать странностью то, что Энни очертя голову бросился спасать шкуру морского волка Хай Шэна? Заблуждение ли заставило его выдумать сагу о поваре и о службе на минном тральщике королевского флота? Ведь это уму непостижимо!
Возможно, Энни питал симпатию к этому человеку, чего ни за что не признал бы, даже если бы его бульдозером прижали к стене. И тогда он сказал бы, что всю эту чушь собачью затеял только ради смеха. Что ж, будем ловить его на слове!
Тем не менее никакого стыда по поводу своих фантазий относительно преступного китайца Энни не испытывал. Лгать для собственного удовольствия было истинным сокровищем для бедного Долтри. В тюрьме он сочинял небылицы с такой же легкостью, с какой Паганини играл на скрипке. Он лгал во имя чарующей прелести самой лжи и с тем же упоением, с каким верующие отдаются молитве.
Но хватит пустых рассуждений и предположений. Кто может с безошибочной точностью сказать, куда еще повернет прихотливая фантазия Энни? А мы вернемся в кабинет начальника тюрьмы. Дождь снаружи усиливался, словно мстил за что-то, от пышущей дымом сигары доктора Каткарта запотело окно.
Для Каткарта было очевидно: начальника тюрьмы вовсе не интересует дилемма верить — не верить, возможно — невозможно. Майор не видел насущной необходимости обременять себя столь непосильным трудом. Кроме этого тяжкого труда в душном кабинете убогой тюрьмы, существовали и другие занятия, и иные места: можно было бы провести утро, например, в «Каулун-боулинг-грин-клубе». Однако перед носом майора маячили большая буква «Е» на тюремной рубахе Долтри и его лицо, хоть и обветренное, но с жизнерадостно-розоватым оттенком, называвшимся «белым цветом кожи».
Энни был грешником и уголовником. Пират Ли Вэнчи, из залива Биас, — существом низменной природы, чей труп цвета свиного сала уже отправили в медицинский институт. Там его ждала судьба, внушавшая любому китайцу гораздо более сильный ужас, нежели само повешение, так как расчлененное и выпотрошенное тело надолго выпадало из процесса реинкарнации. Что же касается Хай Шэна, объекта проверки, то он, как доложил старший надзиратель, похоже, «ничем не примечательный, вполне уважаемый человек и трудится в переплетной мастерской». Он стоял перед тюремщиком с выступившими от волнения каплями пота на выпуклом лбу и верхней губе и смотрел на него совершенно растерянными глазами. Нисколько не похожий на пирата Хай Шэн!
— Ладно, мы забудем о сомнительных показаниях, — вздохнул начальник тюрьмы.
Глава 2
Энни на свободе
У начальника тюрьмы сложилось мнение: Анатоль Долтри, по всей видимости, тронулся умом. После того как он выпроводил из кабинета человека, по его определению «несущего полную околесицу», они с Дэвидом Каткартом в течение нескольких минут весело обменивались замечаниями насчет Долтри. За это время мальчик-слуга успел навести лоск на туфлях начальника, и теперь можно было отправляться в тот самый «Каулун-боулинг-грин-клуб».
Бесспорно, Энни, даже по стандартам тюрьмы «Виктория», был человеком нелепым. Его богатая натура, стиснутая и ограниченная тесными рамками неволи, в попытке приспособиться и выжить в ее убогих условиях, являла собой легкую мишень для насмешек. Сам он этого, похоже, не замечал или просто не придавал насмешкам никакого значения. Майор Беллингем частенько доставлял себе удовольствие, потешаясь над Долтри, — начальник тюрьмы был добродушным человеком, но со своими причудами, и это мог подтвердить каждый. Доктор Каткарт, наделенный умом более пытливым, не доверял Энни ни капельки. Он не верил ни в его физическую силу, ни в добрую, хотя и неотесанную природу. Раздражение доктора вызывал также его сомнительный шотландский говор; нисколько не убеждали причудливые перипетии биографии Долтри, его рассказы, способные сбить с толку любого, только начни расспрашивать. Долтри оставил Каткарта в крайнем замешательстве. Явно из-за Долтри у Каткарта начало покалывать в затылке.