— Вы знаете, кто я? — спросила женщина.
— Мадам Баттерфляй?
Энни сразу изобразил на лице серьезность, брови взлетели, как у майора Беллингэма. Мадам Баттерфляй — Ху Те на мандаринском наречии китайского языка — самая популярная звезда китайского кино, имевшая контракт со «Стар моушенз пикчерз компани» в Шанхае. Она родилась в Кантоне и была поистине очаровательна. Легкое подобие улыбки появилось на лице этой изящной дамы. Энни про себя озадачился вопросом: «Неужели существует на свете женщина, равнодушная к лести?»
— Я мадам Лай Чойсан.
И Энни понял, что встретил достойного соперника, однако не мужчину, а женщину, которая в один прекрасный день может убить его.
Энни сел на стул. Его шляпа осталась лежать на низеньком столике из сливы, черном, на вид простом, но очень дорогом, как и вся мебель в этой комнате. Энни обратил внимание, каким мягким был здесь свет масляных, а не газовых ламп. Такое освещение делало женщину еще красивее. Она скорее всего была вдобавок хитра при своей безусловной очаровательности. Ей было что-то около тридцати пяти. Красавица молча наблюдала за ним, сидя напротив, а ее рука, лежавшая на столе, делала странные движения, словно пересчитывала деньги. На ней было белое шелковое платье традиционного квантунгского кроя, с зелеными драконами на рукавах; ожерелье и серьги из зеленого нефрита; этим же камнем были украшены шпильки в волосах. Кожа у нее была смуглая, слишком загорелая для такой изысканной женщины. На фоне белого платья лицо имело бронзовый отлив, и Энни догадался, что эта женщина любит морские путешествия.
— Миссис Лай, это случайно не ваш родственник? — Энни показал в сторону ширмы.
Изображенный на ней дракон, выдыхая голубое пламя, готовился проглотить высокий, стройный парусник — не то португальский, не то английский. Вопрос Энни по характеру считался шутливым комплиментом. Женщина улыбнулась и кивнула с достоинством китайской вдовы, коей она и была. Ее левую руку украшало два золотых кольца, одно с изумрудами, другое было чистой полоской золота. Энни заметил коротко остриженные ногти и узкие босые ступни (как у крестьян или моряков) в зеленых туфлях без задников.
— Да, я танка, мой отец был танка, и отец моего отца, и так далее. — Рука с кольцами сделала плавное движение, повелительное и изящное, свойственное высокомерным юношам. — Мы все танка и владеем большим количеством кораблей. А сейсяс моя очеледь сплашивать, капитан: что вы будете пить?
Энни выбрал шнапс. Женщине не доводилось слышать о таком напитке, но она велела служанке принести этот «неведомый шнапс».
«Какое миниатюрное и премиленькое существо!» — подумал Энни, глядя вслед девушке.
— Миста Даутли, вы осень доблый селовек. Вы делать подалок моему слуге. Моего слугу зовут Хай Шэн, он капитан одного из моих колаблей. — На ее лице мелькнула и тут же исчезла благосклонная улыбка. — Мой капитан совсем не повал капитана Даутли, о нет! — Она шутливо погрозила Энни пальцем. (Он рассмеялся и закивал.) Женщина продолжала: — Почему вы делать такой подалок — жизнь Хай Шэн?
— Да просто у него был мой таракан, — ответил Энни.
Вернулась служанка. Она принесла поднос с фарфоровой бутылкой и тремя крошечными и тончайшими, как яичная скорлупа, чашечками. За ней вошел невысокий китаец примерно одного с Энни возраста, в идеального кроя шерстяном костюме, темно-сером с едва заметной полоской. На шее у него красовался синий в горошек платок, точная копия того, что Энни, покидая тюрьму, подарил зубному врачу.
Мадам Лай представила китайца. Его звали Чун Ху.
— Мой бухгалтел, — пояснила она. — Мы говолим «мастел записей».
Она взмахнула изящной ручкой; элегантно склонился шейный платок, сцепились у груди в нежном пожатии обе руки Чун Ху. До смешного огромные очки перламутрового цвета создавали объем его абсолютно плоскому носу.
«Он явно не боксер, — подумал Энни, — наверное, родился с таким носом». Энни заметил также выпуклость внизу и слева на груди мистера Чуна. Его пиджак был слишком хорошо скроен, чтобы скрыть какой-то предмет.
— Пожалуйста, отдай капитану то, что он залаботал, — сказала мадам Лай по-английски мистеру Чуну, сделав жест рукой в сторону Энни.
Мистер Чун потянулся, по убеждению Энни, за пистолетом. Рука Энни мигом нырнула под пиджак, выхватила из-за пояса девятимиллиметровый «вальтер» и взвела курок. Мистер Чун от щелчка снятого с предохранителя курка даже не вздрогнул. Китайская же вдова захохотала как безумная. Она хлопала в ладоши и взвизгивала от восторга, прикрывая рот рукой (чисто китайская манера прятать крупные зубы и розовые десны). Наконец мистер Чун извлек из внутреннего кармана мешочек с золотом и учтиво, не вздрогнув, положил его на столик перед Энни.