В 1925 году ему необычайно везло, но это — отдельная история. Энни поставил дизельный двигатель «Перкинс-4» — стоящую штуковину для того времени. Здесь, в дельте Сицзян, где располагался Кантон, Энни обошел всех конкурентов, владевших моторными шхунами. Конечно, на больших расстояниях экономию на ветре приходилось принимать во внимание, но даже при соотнесении доллара потери к доллару прибыли, если груз составлял около шестидесяти тонн, Энни оставался в выигрыше. С командой, состоящей из четверых-пятерых мальчишек-малайцев и одного старика плюс Барни, расходы были не особенно большими, если даже трюм заполняли лишь несколько дюжин тюков шелка или ящиков чаю либо иного товара. (Энни предпочитал моряков малайцев или индийцев. Они довольно быстро привыкали к западной оснастке шхуны, а китайцы, те ни в какую не соглашались с ней ладить. Что до филиппинцев — уж очень они эмоциональны!) Он имел дело с агентами фирмы «Крауфорд и Перри», которая не брезговала грузами малых объемов и закрывала глаза на множество нелепых правил, таких, как отсутствие расписки или таможенной декларации. В конце концов, малые объемы оказывались выгодными во всех смыслах.
От опиума капитан Долтри отказался раз и навсегда, и не из моральных соображений, а потому, что период созревания опиума в Гонконге совпадал с невыносимой жарой. Весь Китай был наводнен этим зельем. Как в больших провинциях — Юньнань и Чжуань, так и в провинциях поменьше — Хунань, Гуйчжоу и Цзянси, маковые плантации занимали огромные территории, значительно большие, нежели рисовые поля, ибо это была самая товарная культура. Подсчитали, что в городах около семидесяти процентов населения курили маковую соломку или сосали лепешки сырца. В Гонконге британцы сильно занервничали, когда контрабанда опиума начала выходить из-под контроля. Коррумпированная полиция оказалась совершенно бессильна выполнять свою функцию. «Виктория» показала Энни, во что эти «правоохранители» превратились!
Мальчишка, которого Энни окрестил майором Мак-Набсом, стоял у руля. Он был совсем зеленый, но смышленый моряк с острова Борнео, неплохо овладевший премудростями обращения с дизелем, за который отвечал Барни. Брат Мак-Набса, Сок, которому было около пятнадцати, отвечал за фок-мачту. Энни испытывал расположение к этим парням. Поэтому время от времени он даже платил им жалованье. Иногда он обращался с ними по-отечески, иногда же вдруг становился жесток. Воистину непредсказуемый! Тем не менее он выбрал верный стиль поведения, так что юные мореплаватели вовсе не собирались его покинуть. Да и старик таитянин работал у него уже несколько лет.
Монотонный звук ударов по одной и той же клавише пианино плыл над бурлящим кильватером. В двух милях к востоку почти отвесно к воде стояла гора Дэвис. На запад к горизонту уходили рыбацкие джонки, числом никак не менее сорока. Пока Барни настраивал пианино, Энни сидел на койке и пришивал пуговицу к своей лучшей рубашке номер два. Звуки настраиваемого пианино могли раздражать кого угодно, но только не Энни. Его слух они как раз ласкали, для него эти звуки служили символом покоя, торжества гармонии. А гармония, в свою очередь, проистекала из витавшего в воздухе бодрящего предчувствия успеха. Барни, а он хорошо знал повадки своего непредсказуемого компаньона, уже давно заметил: если Энни втягивает носом воздух и начинает пришивать к рубашке пуговицы, это означает: корабль готовится к отплытию.
Впервые после выхода из тюрьмы Энни и Барни были благодушно настроены по отношению друг к другу. Вероятно, плеск волн действовал на них умиротворяюще.
Энни выкрикнул:
Барни невольно усмехнулся. Когда-то давно Энни научил его этой дурацкой песенке Эдварда Лира и даже книжку ему купил со стишками этого чудака. По ней Барни и выучился читать. И парень из Тупело, с реки Миссисипи, запел в ответ, разрывая голосом черноту ночи:
Воцарилось молчание, потом Энни сказал:
— Я не понимаю, она живет в такой отвратительной части города, но имеет шикарный дом. Такая по-настоящему красивая и изящная.
— Хочешь, чтоб я его хорошо настроил? Тогда помалкивай, — отозвался на это Барни.
— На ней было белое шелковое платье. Она бы тебе понравилось, Барни. На руках у нее были кольца и всякие другие украшения. У нее ум как у мангуста. — Энни постучал пальцем по седому виску. Капитанская фуражка была ему мала на один размер, но это, как ни странно, Энни нравилось. — У нее на все есть ответ. Знаешь, мне не доводилось встречать китайских фифочек, которые бы так хорошо говорили по-английски.