Энни подвели к столу, и он слегка отпрянул, окинув взглядом все эти предметы. Напротив стоял в потрепанном желтом одеянии, но величественного вида служитель морской богини Диньхао. Его голова была наголо обрита, пальцы рук увенчаны длинными ногтями; на лице росли длинные реденькие усы, совершенно нетипичные для служителей. Восьмеро мужчин, по всей видимости офицеры «Собрания праведных героев Желтого знамени», четверками стояли по обеим сторонам стола. Они положили на стол перья, и Энни обратил внимание, что у каждого на левой руке было кольцо (то-кун) с квадратным черным камнем. Все кольца были железные, а у служителя морской богини — золотое. Перед Энни стоял железный кубок с ручкой в форме змеи, кусающей черный край кубка. Энни окинул всех взглядом и сказал:
— Я так понимаю, пришло время выпить?
Ему никто не ответил.
Это была своеобразная церемония. Впоследствии Энни не мог толком вспомнить все ее подробности. Ему дали кубок и наполнили его из кувшина какой-то темной и теплой жидкостью, и прежде, чем Энни попытался выяснить, что это за напиток, ему велели осушить кубок. У странной жидкости был вкус как вина, так и крови, однако он допил все до дна. Суровое испытание помог выдержать пустой желудок, настойчиво требовавший наполнения хоть чем-нибудь.
Дверь оставалась открытой. Вошли двое мужчин и вывели Энни во двор, где в большой железной жаровне полыхал огонь. Вокруг стояли и сидели мужчины, по большей части из команды мадам Лай. Между двумя деревянными столбами висел гонг шести футов диаметром. Жрец ударил в него, точнее сказать, нежно коснулся молотком, обернутым лоскутом желтого шелка, и гонг запел. Казалось, звук исходил из недр земли.
В этот момент Энни понял: жидкость, им испитая, содержала нечто еще, кроме крови и алкоголя. Еще был добавлен опиум, и не он один. Мозг Энни под действием какого-то более сильного, чем опиум, наркотика будто распался на части, которые затем, кажется, вновь составились в единое целое, но теперь — в чуждом ему соотношении, и Энни вдруг почувствовал сильный страх.
Жрец обратился к нему по-китайски, а его помощник, мальчик по имени Чэнь, приблизился к Энни и вполне внятно перевел по-английски:
— Каждый раз, как отвечаете, вы должны сказать «хоу», только «хоу».
Это было знакомое Энни слово, оно означало: «да», «прекрасно», «отлично».
Жрец начал задавать вопросы. Каждый раз Энни громко произносил «хоу», и его хриплый голос эхом отдавался в голове, вселяя уверенность, что вопрос понят правильно.
Сейчас он видел только узкий туннель, ведущий в раскаленный центр гонга. Казалось, он сейчас расплавится.
К самым его глазам — настолько сузилось поле его зрения — поднесли корзину. Жрец открыл ее, и оттуда появился огромных размеров белый петух, который скосил глаз на Энни и кукарекнул. Его крик слился со звуком гонга, за ним последовали многочисленные крики деревенских петухов. Шум был настолько оглушителен, что Энни заткнул уши и закрыл глаза. Но его заставили их открыть и вручили не то нож, не то кинжал. Он стоял, широко расставив ноги, страх сменился непоколебимой уверенностью, как только взгляд его упал на нож. Рукоятка была из слоновой кости, стальное лезвие сверкало. Зная, что делать, Энни схватил петуха, посмевшего победно насмехаться над ним, за толстую шею, отсек голову и швырнул ее на землю. Помощники священнослужителя поймали обезглавленную птицу и сцедили кровь в тот самый кубок, из которого Энни недавно пил. Затем они выпотрошили петуха, толпа выкрикнула: «Хоу! Хоу!» — и в этом хоре звучал также бесстыдно уверенный голос Энни. На бронзовом блюде подали еще бьющееся сердце петуха. Жрец произнес что-то повелительное, а затем без посторонних указаний Энни съел это сердце. Оно было необыкновенно вкусным. Возможно, наркотик придал ему такой утонченный вкус, а быть может, Энни просто был слишком голоден и был готов испытать наслаждение от чего угодно.
Жрец отпил крови из кубка, после чего ему протянули белое перо, и он засунул его себе в рот. Затем выплюнул уже красным от крови и сурово посмотрел на Энни, который, как ни странно, без труда понял то, что сказал ему этот ублюдок. Не задумываясь, он открыл рот, жрец засунул туда перо и ловко покрутил им.