Арлетта приподняла плечи и тут же опустила их покорным и бессильным жестом.
— Теперь это, наверное, не имеет значения. Меня беспокоит другое. Ты.
— Я? Почему?
— Иногда мне кажется, что тебе пришлось платить за все мои ошибки. Твой дед был так строг и так зорко следил за тобой, потому что боялся, как бы ты не превратилась в такую, как я. И вот ты выросла…
— До омерзения добропорядочным, бесполым существом, да?
Арлетта хрипло рассмеялась, когда к ней вернулись ее же собственные слова.
— Не совсем. Скажи мне, Джесс, уверена ли ты, что, работая на «Голубую Чайку», ты занимаешься именно тем, чего бы тебе на самом деле хотелось? Или ты продолжаешь по инерции выполнять его волю?
— Хотела бы я знать это сама!
— Подумай над этим. Подумай как следует, потому что если ты хочешь чего-то другого, ты не должна оставаться здесь.
— Чего-то другого… — повторила Джессика негромко и растерянно.
— Да, другого. Мир велик, Джессика. Неужели ты никогда не задумывалась о том, чем бы ты занималась или хотела бы заняться, если бы «Голубой Чайки» не было?
Джессика натянуто улыбнулась.
— Задумывалась, конечно, задумывалась. Но вся беда в том, что я так и не нашла ответа.
— Тогда думай как следует, думай до тех пор, пока не найдешь ответ. Когда КМК окончательно поглотит нашу жалкую компанию, это будет самый подходящий момент, чтобы с чистой совестью оставить ее и попробовать что-нибудь другое.
Джессика смотрела в стол, чертя ногтем большого пальца по вытканным на скатерти узорам.
— Честно говоря, мне очень нравится бизнес, деловое администрирование. Мне нравится решать важные дела, нравится наблюдать, как благодаря моим усилиям компания становится больше и сильнее. И мне бы очень хотелось, чтобы «Голубая Чайка» стала по-настоящему большой корпорацией. Перспективы, которые мы обсуждали с Рафаэлем, могут быть… в общем, все это очень и очень интересно.
— Ну-ну, — с сомнением произнесла Арлетта. — Если так, тогда все в порядке.
Джессика знала, что права. Она готова была подписаться под каждым словом, которое она только что сказала, и, пожалуй, впервые за все время она призналась себе, что в объединении двух фирм есть свои значительные плюсы.
— Короче говоря, — сказала Джессика, — моя работа меня более чем устраивает.
Арлетта кивнула.
— Я не собираюсь лезть в ваши с Рафаэлем дела. Подобные вещи никогда меня не интересовали. Просто мне очень хочется, чтобы ты была счастлива.
— Я знаю. Надеюсь, так или иначе все решится само собой.
Арлетта внимательно посмотрела на дочь.
— Только не заводись, как я, и не воображай себя вольной пташкой. Я ведь тоже считала себя свободной как ветер, но оказалось, что я слишком зависима от мужчин. К комфорту, к ощущению безопасности слишком легко привыкнуть, так что теперь я готова броситься на шею любому, кто носит штаны. Ну, почти любому…
В голосе Арлетты было столько самоуничижительной горечи, что Джессика поспешно сказала:
— Если ты имеешь в виду Холивелла…
— В каком-то смысле — да, хотя тут, я думаю, все будет в порядке. Он мне не нужен, как, собственно, и никто другой. Здесь Зоя абсолютно права. Может быть, это знак, что мне пора перестать гоняться за мужиками и подумать о том, как я выгляжу в глазах нормальных людей.
— Не надо, не говори так! — воскликнула Джессика, услышав в голосе матери боль и растерянность. — Не позволяй никому — никому, слышишь? — указывать тебе, как жить. Ты бежала от деда, а теперь сама сажаешь себе на шею другого надсмотрщика! Забудь про Зою, забудь про меня, забудь про все, что мешает тебе быть собой и чувствовать себя счастливой.
Арлетта и Джессика долго смотрели друг на друга, и взгляд одних зеленых глаз встретился со взглядом других, передавая от матери к дочери и обратно какое-то удивительно сильное и теплое чувство. Это была не признательность, даже не любовь, а что-то еще более древнее, примитивное, неразрывное — то, что с древнейших времен накрепко связывает всех, в чьих жилах течет одна кровь.
Неожиданно лицо Арлетты дрогнуло и перекосилось, как от боли. Глаза ее наполнились слезами, а накрашенные губы жалко запрыгали.
— О Боже! — выдохнула она. — Джессика, милая…
— Что?! Что случилось? Скажи же скорей!
Джессика инстинктивно потянулась к матери, и Арлетта крепко схватила ее за руку.
— Я… я не понимала. Я не хотела причинить тебе вред, я только… — Голос ее прервался, она всхлипнула и попыталась начать сначала:
— Я только хотела как лучше, для твоего же блага. О Боже!..
— Мама, ты меня пугаешь. Что с тобой?
Слезы потекли по лицу Арлетты.
— Я думала, что тебя используют, что твой дед хочет сделать из тебя холодную и жестокую дрянь. Ты так много работала и никогда не развлекалась… Глядя на тебя, можно было подумать, что ты так и родилась с карандашом и телефонной трубкой в руках. У тебя никогда не было мужчины, и я уже начала бояться, что ты никогда не встретишь человека, которого смогла бы полюбить. А потом… потом я увидела фотографии.
— Фотографии? — Сердце Джессики забилось отчаянно и быстро.
— Да. Те, где ты с Рафаэлем… Я была потрясена, шокирована, но на них ты выглядела совсем другой — живой, страстной, любящей.
Арлетта замолчала, и Джессика слегка тряхнула ее руку.
— Откуда они взялись? Кто прислал их тебе?
— Они пришли по почте, — откликнулась Арлетта, и в ее голосе прозвучали отзвуки давнего удивления. — Ни записки, ни обратного адреса, в обычном желтом конверте. Когда я его вскрыла, я не могла поверить собственным глазам.
— А что ты с ними сделала? — нетерпеливо спросила Джессика.
Арлетта прерывисто, глубоко вздохнула и, отпустив пальцы Джессики, обхватила себя за плечи. Раскачиваясь на стуле, она сказала:
— Прости меня, Джесс, если сможешь. Я так потом жалела о том, что я сделала, но исправить свою ошибку уже не могла. Я хорошо понимаю, как это может выглядеть со стороны, но я никогда не ревновала и не завидовала тому, что твой дед — и мой отец — сделал для тебя. Я просто надеялась, что если он увидит эти снимки, те цепи, которыми он тебя к себе приковал, ослабнут, и тебе будет легче вырваться на свободу. Тогда мне казалось, что это твой единственный шанс, но из моей затеи ничего не вышло. Старик убрал их в сейф и сделал вид, будто ничего не знает.
— Дедушка?! — в ужасе прошептала Джессика и побледнела. — Ты отослала их дедушке? Ты?..
Арлетта шумно сглотнула. Ее лицо все еще было искажено горем, и слова давались ей с большим трудом.
— Да, это была я, и теперь он мертв. Как ты думаешь, это я убила его?
— О, мама, мамочка! — воскликнула Джессика и потянулась к Арлетте, забыв о собственной боли. — Это не ты, ты здесь ни при чем! Ты не убивала деда. Я не знаю, кто это сделал, но это была не ты!
23
Когда Джессика вернулась в офис, Софи как раз прибирала на столе и закрывала прозрачным чехлом клавиатуру компьютера, собираясь идти домой. Заслышав шаги, она подняла голову, и на ее темно-шоколадном лице отразилось беспокойство. Лишь узнав Джессику, Софи широко улыбнулась.
— Как хорошо, что вы наконец пришли! — воскликнула она. — Ей-богу, этот телефон когда-нибудь меня доконает. Здесь для вас полдюжины сообщений… — она осеклась, заметив выражение лица Джессики, и спросила уже совсем другим голосом:
— Что-нибудь случилось, мэм?
— Ничего, — ответила Джессика, стараясь не встретиться глазами с любопытным взглядом секретарши. — Кейл не появлялся?
Софи было не так-то просто провести, но она послушно сменила тему.
— Нет, о нем по-прежнему ничего не известно, зато звонила кухарка из усадьбы, Крессида. Если я ее правильно поняла, то на старой гравийной дороге, которая проходит возле «Мимозы», происходит что-то непонятное и подозрительное. Крессида спрашивала, может быть, ей вызвать полицию? Потом звонил некий Пепе, который имеет какое-то отношение к Рафаэлю…
— Телохранитель, шофер и доверенное лицо… — обескураженно пробормотала Джессика.